является непосредственной технологией вхождения в это манкое и крайне неопределимое теоретически явление.[831] И это означает, что все, собственно, уже сказано! Все остальное касается непосредственной практической реализации, то есть пути, работы, или лучше всего – страсти, т. к. без энергии, без движения, без некоей, пусть даже бессознательной, устремленности к чему-либо гениальность всего лишь слово. И, тем не менее, лучшей формулой из известных мне, определяющих гениальность как явление, я считаю следующую: «Гений – высшая степень подверженности наитию – раз, управа с этим наитием – два»[832].

Еще раз:

1) Высшая степень подверженности наитию!

2) Управа с этим наитием!

И опять мы видим Танец Союза женских и мужских качеств игры: «открытость» наитию и «управа» с ним! Фактически, речь опять идет о Гермафродите, основной особенностью которого всегда была и будет способность к неимоверному труду, тотальная одержимость и «фаллическое» стремление к абсолютному совершенству. «Надо быть действительно великим, чтобы суметь устоять против здравого смысла»[833]. Здесь интересно провести параллели с подходами и идеями Льва Гумилева, изложенными в книге «Этногенез и биосфера Земли». По Гумилеву, истоки зарождения многих этносов коренятся «…во внутреннем энергетическом человеческом импульсе»[834]. У личностей, названных им пассионариями, устремление к сознательной или бессознательной (порой иллюзорной) цели так велико, что превышает инстинкт жизни. Известно, например, что «…если бы у Моцарта, Бетховена, Шопена не было бы одержимости, той фантастической целеустремленности, то они, при всех своих способностях, будучи «вундеркиндами», ими бы и остались»[835]. Но Бетховен, например, написал в своем завещании, что он не может уйти из жизни, не совершив всего, к чему предназначен, Эйнштейн претендовал, не больше не меньше, на то, чтобы знать мысли самого Господа Бога, а Дали – считал себя призванным «спасти живопись от ничтожности современного искусства»[836]. И «…все они, несомненно, действовали, сознавая что-то вроде внутреннего призыва, отлитого великим Гете в емкую фразу: “И если в тебе нет этого – “Умри, но стань!” – то ты лишь скорбный гость на мрачной земле”»[837].

Пассионарность, по Гумилеву, есть свойство генотипа, генетической конституции личности, и может сочетаться со всеми видами дарований. Эта страсть, чаще всего неосознаваемая, вне морали. На разных этапах формирования личности она способна питать как «созидательную», так и «разрушительную» направленности. Так активность и величина напряжения того или иного этноса определяется, по Гумилеву, количеством в нем особого вида энергии (биогеохимической) живого вещества геосферы, формирующей т. н. пассионариев – сверхактивных особей, не довольствующихся обычной жизнью обывателей. Новые идеи этих беспокойных людей, овладевая умами окружающих, начинают менять параметры их энергетических полей, создавая т. н. «пассионарные поля». И в процессе взаимодействия эти поля начинают естественным образом стягивать их носителей (пассионариев) в различные социальные институты, т. н. общины, команды, кружки, дружины, партии, труппы и т. д. и т. п.

Вывод: в основе любого формотворчества, как во внешнем, так и во внутреннем мирах, лежит повышенная концентрация некоего вида энергии (по Гумилеву – биогеохимической). Приводя к пассионарной активности, она реализует себя как в зарождении новых этносов, так и во вспышках ошеломительной творческой активности на внутренней территории личности, т. е. к