>Не хватило страстных сил!(С. 15)
В стихотворении «Двойник» его повышенного внимания удостаиваются строки:
>(О, миг непродажных лобзаний!>О, ласки не купленных дев!)(С. 15)
В стихотворении «На островах» он отчеркивает финал строки:
>слитых в поцелуе.(С. 22),
а также стрóки:
>И помнить узкие ботинки,>Влюбляясь в хладные меха…(С. 22)
В стихотворении «Демон» внимание Ильина приковывают образы:
>новое вижу>В бреду поцелуев твоих!(С. 26),
а в стихотворении «Унижение» он подчеркивает «неприличное» слово «кровать»:
>кровать…(С. 30)
Над заглавием этого стихотворения Ильин сделал «пояснительную» пометку: «В доме свиданий» (С. 29) [4], но этого ему показалось мало, и он сопроводил финал стихотворения еще одним примечанием: «В публичном доме» (С. 30).
В стихотворении «Старый, старый сон: из мрака…» Ильин подчеркнул строку:
>Проститутка и развратник…(С. 37)
И так далее, и тому подобное.
И. В. Овчинкина в своей статье справедливо указывает на «полное отождествление» в пометах Ильина «лирического героя» произведений Блока с самим поэтом. Закономерным следствием подобного отождествления становятся чрезвычайно упрощенные трактовки Ильиным блоковских стихотворений и фрагментов стихотворений.
Так, словосочетание «стареющий юноша» из блоковского «Двойника» Ильин сопровождает пометкой «сам» <автор> (С. 15).
К стихотворению «Как тяжело ходить среди людей…» он делает примечание: «Это о себе – стыдно» (С. 27).
В стихотворении «Повеселясь на буйном мире…» Ильин подчеркивает зачин:
>Повеселясь на буйном пире,>Вернулся поздно я домой…и делает к этим строкам пометку «NB» (С. 252), видимо, вполне всерьез подозревая Блока в склонности к «веселью» на «буйных пирах».
Точно такой же пометкой Ильин сопровождает строку «Я ухожу, >душою праздный» из стихотворения «Под шум и звон однообразный…» (С. 12).
Вполне предсказуемо Ильин обводит кружком и сопровождает неодобрительным знаком вопроса два финальных слова в знаменитой блоковской строке «О, Русь моя! Жена моя!» (С. 224).
Не скупится он на пометы, обличающие «антихристианскую» сущность поэзии Блока.
Так, строку:
>смеешься над верой…из стихотворения «Муза» Ильин снабжает значком «NB» (С. 11).
В стихотворении «Унижение» отчеркнута строфа:
и к ней сделано негодующее примечание: «ангел!» (С. 30).
А в примечании к следующей строфе из стихотворения «Говорит смерть»:
Ильин «остроумно» играет словами: «обезумел, а умел ли?» (С. 51). Видимо, в этом и подобных ему примечаниях, вроде возмущенного – «Восприятие Светлой Заутрени» (С. 85) [5], нам и предлагается увидеть «религиозно-философскую глубину» Ильина – читателя Блока.
Удивительными кажутся эстетические и стилистические претензии Ильина к Блоку, особенно если учесть, что все они формулировались после 1923 года, то есть в то время, когда не только символистская, но и постсимволистская поэтика была усвоена большинством культурных читателей.
Так, к блоковскому стихотворению «День проходил, как всегда…», написанному вольным трехсложником с переменной анакрусой, Ильин делает возмущенное примечание: «И это стихи?» (С. 48) [6], не забывая, впрочем, предъявить поэту и этическую претензию – близ строки «Слишком светлые мысли» красуется помета: «?! Ну уж нет!» (С. 49).