Соответственно, иначе, с точки зрения А.А. Горского, должна рассматриваться и проблема так называемой «племенной знати», существование которой у славян в период до образования государств также является общим местом в историографии и, казалось бы, не должно вызывать сомнений. Племенную старши́ну восточных славян, которая, собственно, и могла только составлять основную массу племенной знати, долгое время видели в упоминаемых в русском Начальном летописании «старцах» и «старейшинах». Но анализ употребления этих терминов в древнерусской письменности показал, что они являются книжными и не несут информации о реальных общественных категориях. В источниках, относящихся к другим регионам раннесредневекового славянского мира, отсутствуют надежные данные о наличии племенной старши́ны. В них явно преобладают термины – «мужи» князя, «други», fideles («верные»), nobiles viri fideles («благородные мужи верные»), homines («люди») князя, optimates («лучшие») и т.п., – которые, с точки зрения исследователя, указывают на служилый, «дружинный», характер знати. «Племенная знать», пишет он, несомненно, существовала в праславянских племенах «дорасселенческого» периода, но в ходе расселения в результате слома старой племенной структуры основная ее часть – племенная старши́на – утратила свои позиции, все больше уступая место новой, служилой знати, не связанной с родовыми и племенными институтами, формировавшейся по принципу личной верности предводителю – князю (1, с. 19).

М.Б. Свердлов отдает предпочтение понятию «племенное княжение» – общепринятому в современной историографии, отмечая при этом, что термин «племенное княжество» упреждает формирование княжества как определенной государственной структуры во главе с князем (16, с. 87). Князь племенного княжения, полагает он, вероятно, действовал еще в рамках традиций племенного строя в исполнении своих административных, судебных и, возможно, воеводских функций. Можно лишь предполагать, что его роль в какой-то из этих сфер возросла, о чем косвенно свидетельствует сватовство древлянского князя к вдове великого русского князя, которой вряд ли могли предложить в мужья малозначимое племенное должностное лицо. По мнению М.Б. Свердлова, племенные князья могли быть в числе «светлых и великих князей», которые фигурируют в договоре 911 г. Руси с Византией в качестве находящихся «под рукою» великого князя русского Олега. Такой их титул может свидетельствовать о высоком статусе глав племенных княжений как внутри этих княжений, так и в общерусском контексте (16, с. 89).

Древлянская знать, которая вместе с князем принимает политические решения и участвует в их исполнении, в Повести временных лет (далее – ПВЛ) названа «лучшими мужами» и «мужами нарочитыми». «Лучшими мужами» названа также знать словен, кривичей, чуди и вятичей, которых князь Владимир Святославич переселил в конце X в. в южнорусские города, ликвидируя тем самым племенную знать с целью окончательной интеграции племенных княжений в состав Русского государства. Понятия «нарочитые мужи» и «лучшие мужи» М.Б. Свердлов считает синонимами, которые соответствуют таким терминам, как optimates, maiores, honestiores в латиноязычной письменности. Оба понятия использовались в легендарном пласте известий ПВЛ для обозначения племенной знати, тогда как в качестве названия русской знати середины XI в. они уже не применялись (16, с. 90).

С точки зрения Н.Ф. Котляра, мысль о существовании в племенных княжениях социально обособленной потомственной знати с князем и его дружиной является ошибочной. Примечательно, пишет он, что в ПВЛ «племена» фигурируют безлично, как совокупность населения. Даже в прославляющем полян повествовании об уплате ими дани хазарам мечами, по-видимому, относящемся к эпохе племенных княжений, поляне выступают общей массой: их князь (или князья) не назван и не упомянуто о его существовании, что, возможно, свидетельствует об отсутствии единоличной власти. Известия летописцев о восточнославянском обществе персонифицируются со второй половины IX в., с момента появления Рюрика в Новгороде и захвата Аскольдом и Диром Киева. И в дальнейшем летописцы ведут повествование, всегда называя имена князей, активных действующих персонажей исторических процессов. Таким образом, племенные княжения, полагает исследователь, не были начальной формой восточнославянской государственности, но со временем стали ее фундаментом и непосредственными предшественниками первого настоящего государства, возникшего в Среднем Поднепровье в середине IX в., и даже сосуществовали с государством (7, с. 34–35).