– Так что же?

Я все-таки не совсем уверен. Видишь ли, они передали кусок фольги с пятью знаками…

– Ну?

– …похожими на наши буквы. Их можно прочесть.

– Что?!

– Вот погляди.

Броновский, как заправский фокусник, извлек неизвестно откуда полоску фольги. По ней, совершенно не похожие на изящные и сложные спирали и разноцветные блестки парасимволов, растянулись пять корявых, совсем детских букв: СТРАК.

– Что это может значить, как по-твоему? – с недоумением спросил Ламонт.

– Я прикидывал и так и эдак, но, мне кажется, скорее всего это слово «страх», написанное с ошибкой.

– Так вот почему ты меня допрашивал? Ты подумал, кто-то у них испытывает страх?

– Да, и решил, что тут может быть какая-то связь с твоим явно нервным состоянием в последние месяцы, Откровенно говоря, Пит, я терпеть не могу, когда от меня что-то старательно скрывают.

– Ну ладно тебе. Но давай не торопиться с выводами. Раз дело идет об обрывках фраз, тебе и карты в руки. Так, значит, по-твоему, паралюдям Электронный Насос начинает внушать страх?

– Вовсе не обязательно, – сказал Броновский. – Я ведь не знаю, в какой мере они способны воспринимать то, что происходит в нашей вселенной. Если они каким-то способом ощущают вольфрам, который мы им предлагаем, если они ощущают наше присутствие, то не исключено, что они ощущают и наши настроения. Может быть, они хотят нас успокоить, убедить, что причин для страха нет.

– Так почему же они так прямо и не написали – «не надо страха»?

– А потому, что настолько хорошо они нашего языка еще не знают.

– Хм-м. Ну в таком случае Бэрту об этом рассказывать, пожалуй, рано.

– Да, не стоит. Слишком двусмысленно. И вообще я бы на твоем месте подождал обращаться к Бэрту. Кто знает, что они пытаются сообщить!

– Нет, Майк, я ждать не могу. Я знаю, что прав, и времени у нас остается очень мало.

– Ну что ж. Только ведь, отправившись к Бэрту, ты сожжешь свои корабли. Твои коллеги тебе этого не простят. Кстати, а не поговорить ли тебе со здешними физиками? Один ты не можешь повлиять на Хэллема, но все вместе…

Ламонт замотал головою.

– Ничего не выйдет. Тут выживают только бесхребетные субъекты. И против него ни один из них открыто не пойдет. Уговорить их нажать на Хэллема? А ты не пробовал скомандовать вареным макаронам, чтобы они стали по стойке «смирно»?

Добродушное лицо Броновского стало непривычно хмурым.

– Возможно, ты и прав.

– Я знаю, что я прав, – хмуро ответил Ламонт.

Для того чтобы добиться приема у сенатора, потребовалось довольно много времени, и эта проволочка выводила Ламонта из себя, тем более что паралюди больше не присылали буквенных сообщений. Никаких, хотя Броновский переслал не менее десятка полос с тщательно подобранными комбинациями парасимволов, а также вариантами «страк» и «страх».

Ламонт не мог попять, зачем ему понадобилось такое количество вариантов, но Броновский, казалось, очень на них рассчитывал.

Однако ничего не произошло, а Бэрт наконец принял Ламонта.

Глаза сенатора на худом морщинистом лице были цепкими и пронизывающими. Он достиг весьма почтенного возраста (комиссию по техническому прогрессу и среде обитания он возглавлял с незапамятных времен). К своим обязанностям сенатор относился с величайшей серьезностью, что неоднократно доказывал делом.

Бэрт поправил старомодный галстук, давно уже превратившийся в его эмблему.

– Сынок, я могу уделить вам только полчаса, – сказал он и поднес к глазам часы на широком браслете.

Ламонта это не смутило. Он не сомневался, что заставит сенатора забыть о времени. И он не стал начинать с азов – на этот раз его цель была иной, чем во время беседы с Хэллемом. Он сказал: