– Да вроде неплохо, – пожал плечами брат. – Не так хорошо, как Мартин, ясное дело, но общаемся мы тесно.

Остин приоткрыл окно со своей стороны, впуская прохладу. Воздух после дождя, пусть и очень влажный, приятно ласкал кожу.

– Как думаешь, что с ним произошло? С Мендосой.

– Вообще? Или сегодня?

– И вообще, и сегодня.

– Насчет сегодня я не уверен. Похоже, он подрался то ли с кем-то, то ли с чем-то. Ну а в целом… короче, у него долбаное ПТСР, посттравматическое стрессовое расстройство. Они хлебнули дерьма в свое время.

Под «они» брат имел в виду Мендосу и Каэла.

Остин взъерошил пятерней светлые волосы, доходящие почти до ушей. Длинноваты. Скоро его обреют по-армейски.

– В последнее время Мендоса вытворяет черт-те что. Он такой еще с тех пор, как я сюда приехал, но, по словам Мартина, это началось раньше. Мендосе тяжело. Все говорят, еще чуть-чуть – и жена его бросит, не выдержит. А он никак не может взять себя в руки. Это трудно. Мендоса по-настоящему страдает, и что ему делать? Если он кому-нибудь расскажет, его запрут… если не расскажет, у него окончательно крыша поедет…

Брат казался на удивление взрослым. Может, он и правда готов стать солдатом?

– Сколько у Мендосы военных командировок? Он ведь недавно вернулся вместе с Каэлом, да?

Кажется, брату известно гораздо больше, чем мне. Я вечно путалась в продолжительности этих командировок, в фамилиях и трагедиях солдат, а Каэл во время наших коротких отношений вовсе не откровенничал. Не любил рассказывать об армии, о том, что делал и видел.

– Да. Мендосу с Мартином отправили домой из-за ранений. Филипу вроде бы досталось меньше, но я слышал, когда их вездеход вспыхнул… – Остин закашлялся.

– По-прежнему куришь? – спросила я.

– Ш-ш. Короче говоря, Филипа я знаю не слишком хорошо, но он боевой товарищ Каэла.

Я вздохнула. Остин на глазах превращался в солдата. Я завела машину и выехала на дорогу, включив радио.

– Боевой товарищ? Ты уже заговорил на армейском жаргоне. Погоди, так Филип – это имя или фамилия?

До меня только теперь дошло, что Филипом его зовут и Элоди, и солдаты.

– На армейском жаргоне мы говорим с детства, – рассмеялся брат. – Ты, кстати, тоже. А зовут его Филип Филипс. Ты на последнюю букву, наверное, не обращала внимания. Филип Филипс. – Вновь смешок. – Как девчонку из нашей старшей школы, Кристи Кристи.

Я улыбнулась. Остин приглушил радио до минимума.

– Бедная Элоди, – пошутила я. – А Мендоса? У него ранение или всего лишь ПТСР?

– Не стоит говорить про ПТСР «всего лишь». Знаешь, психологические травмы бывают гораздо хуже физических…

Остин достал из кармана маленькую коробочку и сделал из нее затяжку. Машина наполнилась паром.

– Эй! – Я опустила пассажирское окно до самого низа.

– Я бросил курить сигареты, гордись, – заявил брат и вновь затянулся.

– Горжусь, но ты все равно куришь.

– Чего это ты так интересуешься Мендосой?

– Да просто… – Я подыскивала в ответ нечто среднее между правдой и ложью. – Просто интересно. Это ведь теперь твои друзья.

– Кари, в армии много паршивого, да. И если искать гадости, ты их найдешь. Только в целом жизнь там проще. Распорядок, горячая еда каждый день. Попробуй думать о хорошем, а не циклиться на плохом.

Вот, значит, что меня теперь ждет – душевный раздрай. Чтобы Остин был со мной откровенен, я должна примириться с его решением и надеяться на лучшее. Однако я страшно злюсь и ничего не могу с собой поделать.

– Я спрашиваю, потому что переживаю за Мендосу. С ним постоянно Каэл, то вытаскивает из какой-нибудь истории, то отговаривает от непоправимой глупости. Если Мендосу бросит жена… – Я сглотнула ком в горле. – Это будет ужасно.