Под занавес долгого вступления скажу пару слов о школе, без этого никак. Нам она виделась тюрягой, как всем нормальным детям, хотя по факту была отличной, просторной и светлой. С хорошими учителями. Трудовик, вопреки фольклорным традициям, на стакане не сидел, а физрук был и вовсе образцовым – мастер спорта по легкой атлетике, призер всяких разных соревнований. Объект тайной зависти парней и не менее тайной влюбленности девчонок. Третьим мужчиной на всю нашу школу, не считая хозработников, был директор, а прочий учительский коллектив, по традиции, составляли дамы. Разного возраста, но старой закалки, слегка подточенной переменами. Той осенью перестроечная вольница дошла и до нас: в школе создали дискуссионный клуб и почти готовы были к перевыборам директора, но вовремя угомонились. Для советской реальности такое было бы чересчур.

Нас это все почти не касалось. В нас играли гормоны, и Ленка Кириллина лично меня занимала гораздо больше, чем экономика и политика, вместе взятые.

Осень брала свое, листья сыпались, вечерами темнело все раньше. Очень скоро мне предстояло получить сокрушительных звездюлей и впервые увидеть Червебородого.

Виктория выросла на вредных книжках, хоть и классических. Книжках, сбивающих девочек с толку. Прекрасные принцы в этой литературе ходили косяками, ища свою Золушку, разбойники блистали благородством, а любое Чудовище можно было расколдовать поцелуем. Медяка, например. Смыть с него напускной цинизм, превратить хулигана в хорошего парня и прочая чушь, в которую девочки охотно верят – кое-кто вообще до конца жизни. Кое с кем у девочек даже получается, но настоящие мудаки не меняются никогда. Такова уж суровая правда.

К концу октября Вика стала все чаще возвращаться с размазанной тушью, а однажды пришла с фингалом. Огромным, на весь левый глаз – даже под макияжем не спрячешь. Из прихожей в нашу с ней комнату прошмыгнула неслышной тенью, но я еще не спал. Валялся на узкой кровати под включенным бра, читал Конан Дойла и странности в облике сестры углядел моментально. Она и не пряталась, подошла вплотную:

– Все книжки штудируешь, малыш? Умничка! Я страшная, да?!

От нее тянуло алкоголем, табаком и мамиными духами «Ted Lapidus Creation» – а еще отчаянием. Настоящим, от которого режут вены. Я это вмиг ощутил своим развитым воображением и слегка слукавил:

– Ты красивая. Очень. Кто тебя так?

– Правда-правда? – Вопрос она пропустила мимо ушей. – И что тебе больше нравится, малыш? Мои волшебные глаза, мой голос, моя суперская фигура? Чем я так хороша и что со мной неправильно?!

Отстранилась гибким движением в полумрак, сдернула вдруг через голову футболку, заломила руки за спину, расстегивая лифчик. Осталась в брюках-«бананах», белея телом и маленькой девичьей грудью.

– Что неправильно, отличник ты наш?

Я молчал, в голове тяжело и сладко бухали кувалды, щеки пылали. Голышом сестренку видел не в первый раз – как иначе, если с детства жить в одной комнате? – но тогда все было по-родственному, с дурацкими шуточками и шпильками. Сейчас ее тело светилось запретной белизной, а у меня закончились слова.

– Отвернись, чего вылупился? Бесстыжий! Все отличники извращенцы, в натуре!

– Кто тебя так?

– Да какая разница?! Козлина один! – Вика наконец смутилась, принялась искать домашний халат. – Все вы козлы, даже ты закозлишься, когда подрастешь. Все вы…

– Это Медяк? Я его убью!

– Никого ты не убьешь, малыш, да и не надо. Это наши с ним дела. Ты прости меня, я сегодня дура пьяная. Очень спать хочу…

Уснула она не сразу. Рыдала тихонько в подушку, да и мне не спалось. Выключил бра и таращил глаза в потолок, а стыд во мне перемежался со злостью. Я, наверное, очень плохой брат! Извращенец и трус, реально! Конченое говно! С этими мыслями ухнул в забытье, проснулся уставший, и Виктории, к счастью, дома уже не было. Ушла в свою первую смену, а может, и видеть меня не хотела после вчерашнего.