Герберт встал в пять. Споро собрался и спустился вниз, расплатиться за комнату. Сонный помощник хозяина меланхолично оттирал столы от следов ночной попойки. С улицы доносился шум и пьяные крики.

– Кто это так спозаранку? – поинтересовался Герберт, отсчитывая медяки.

– Англичане. – Парень сплюнул прямо на стол и сразу же вытер тряпкой. – Вчера очередной батальон прибыл для отправки обратно. Ну и ходят по заведениям, якобы ищут дезертиров. А на самом деле устраивают драки и требуют бесплатной выпивки. Победители, чтоб их…

И он добавил виртуозное французское ругательство, в котором было слишком много незнакомых слов. А Герберт насторожился. Полузабытое ощущение зверя, за которым идет погоня, вновь всколыхнулось где-то в животе.

Он вышел на улицу и, косясь по сторонам, пошел к Западной гавани, где стояла лодка Томаса. Едва показался пирс, он остановился. Живот мучительно сжался, а в висках громко, как копыта на мостовой, застучала кровь.

Томас был не один. С ним разговаривали двое военных в до боли знакомых красных мундирах. Один, в более цветастой форме, похож на адъютанта. Второй тоже непрост – холеный, лощеный, явно штабной. Они слушали Томаса молча и внимательно, не перебивая. Тот же заливался соловьем и яростно жестикулировал.

Стук в висках превратился в набат. Герберт решил потихоньку ретироваться в переулки между крепостью и гаванью, но в этот момент Томас вдруг нащупал взглядом его лицо. Он вытянул руку. Военные синхронно развернулись в сторону Герберта, и он, не помня себя, рванулся прочь.

Замелькали улочки и дома. Лавки, булочник, раскладывающий товар на дощатом лотке, зашторенные бордели, чистильщик обуви на постаменте, темные кабаки, собаки, роющиеся в выгребной яме. Герберт не оглядывался. Он знал, что у него фора. Что сейчас, еще чуть-чуть – и он затеряется здесь, переведет дыхание, и тогда…

Он свернул за угол, потом еще раз, пропетлял по задним дворам, выскочил в очередной переулок – и со всего маху врезался в военного в красном мундире. Тот цепко схватил его за рукав.

Сердце, до этого мига бившееся как воробьиные крылья, вдруг замерло.

– Грязный французский бродяга! – заорал военный на чистейшем кокни Восточного Лондона. – Он чуть не сшиб меня!

– Да брось его, Бен! Идем искать баб!

Хватка лондонца ослабла. Как и ноги Герберта – только сейчас он осознал, что его схватили не преследователи с пирса, а всего лишь бузотеры, что искали приключений на улицах Кале.

Он высвободил руку и, опустив голову, молча пошел прочь. Англичане сразу же забыли о нем, обсуждая, где бы отыскать бордель и что они сделают, найдя его. А Герберт вдруг увидел, что он рядом с таверной, где снимал комнату. Недолго думая, он зашел внутрь.

– Еще одну ночь. – Он кинул на стойку франк, так и не доставшийся Томасу.

Парень, все еще протиравший столы, кивнул на ключи. Они лежали там же, где Герберт их оставил. Каких-то полчаса назад.

Из города он ушел ночью. Денег почти не осталось, и Герберт ругал себя последними словами за то, что вообще приперся в Кале – главный перевалочный пункт английской армии на континенте. В тридцати милях на юго-западе лежал Булонь-сюр-Мер, торговый и рыболовный город, не интересный военным. Вот туда-то и надо было сразу направляться.

До Булони он добрался без приключений, а там, в порту, в первый же день сговорился с капитаном торгового судна. Они шли на юго-запад через Гавр и Шербур аж до самого Бреста, там перегружались и возвращались в Англию. В команде был недобор, и Герберт вспомнил, что в юности долгие годы ходил с отцом на двухмачтовом рыболовном траулере.