– Да. Эх и метко бьют! Я потому и не хотел огня зажигать. Уж больно боязно: мы с этими факелами для них что твой щит на стрельбище. А Головня говорит, они до утра не вернутся.

– Знать, и вправду остерегаются этого места. Угораздило же…

– А не угораздило, так валялся бы ты сейчас с перерезанной глоткой или плелся бы с арканом на плечах… стой! Глянь-ка! Вертается…

Головня медленно шел к ним, подняв зажженный факел. Дрожащее пламя освещало землю вокруг него: вытоптанную траву и черные глыбы мертвых тел. Старый дружинник был один.

– Где Ставр? – спросил Ерш, опередив Вышату. – Неужто помер?

– Пропал, – пробормотал задумчиво Головня. – Нет его.

– Как так? Может, ты в темноте заплутал, не там искал?

– Да ну! Конь его на месте, шелом на месте, даже меч лежит. Самого нет.

Ерш медленно поднялся, осторожно перенес вес на пострадавшую ногу. Боль, уже ожидаемая и привычная, всплеснула от икры до бедра, но ее можно было терпеть.

– Как его ранили?

– Смотри-ка, – широко улыбаясь, протянул Головня, – оклемался.

– Отвечай, как его ранили?

– Известно как, – помрачнел бородач. – Стрела в грудь справа, стрела сквозь правое плечо, стрела в пояснице. Ничего хорошего.

– С такими ранами не ходят, – жестко сказал Ерш. – С такими ранами лежат и вспоминают грехи, в которых придется отчет давать.

– Да разве ж я спорю! – огрызнулся Головня. – Но только нет его. Уполз твой Ставр.

– Надо искать.

– Верно, надо бы. А уцелеть тоже надо бы, а?

– Ты это к чему?

– Так просто, обмолвился. Вышата, как думаешь, далеко до рассвета?

Парень поднял лицо к абсолютно черному небу, почесал загривок:

– Немало еще.

Головня вздохнул, заглянул Ершу в глаза:

– Нечего нам тут делать больше. Бежать надо, уходить по следам своим же обратно. Утром прикончат нас, видит Бог. Мы и так помогли, кому сумели.

– Он сестры моей суженый. Не брошу я его, – сказал Ерш. – Вы, так и быть, ступайте, оставьте мне только огонь.

Головня снова вздохнул, опустил взгляд.

– Ладно, – сказал он наконец. – Пойдем. Без нас проплутаешь как раз до восхода.

Вышата гневно фыркнул, словно рассерженный конь, но промолчал. Они двинулись в глубь поля битвы: впереди шагал Головня с факелом, за ним, время от времени стискивая зубы от боли и опираясь на свое копье, ковылял Ерш, а Вышата, тоже с факелом, замыкал. Света хватало, чтобы разглядеть хаос, застывший вокруг. Бесформенными грудами громоздились трупы – лошади и люди, растянутые в смертных оскалах рты, изломанные под нелепыми углами конечности. Окоченевшие пальцы все еще сжимали рукояти мечей и древки палиц. Бледные, покрытые засохшей кровью лица выплывали из темноты, гримасничали в резких, желтых отсветах пламени и вновь скрывались во мраке. Тишина ползла по мертвецам, ласкала их холодную кожу своими холодными пальцами, нашептывала в их восковые уши свои восковые тайны.

– Птицы, – сказал вдруг Ерш, неожиданно даже для себя самого. – Где птицы?

– Нет, – не оборачиваясь, ответил Головня. – Я давно уже заметил. Ни одного стервятника.

– Не может быть.

– Здесь все…

– Ша! – воскликнул позади Вышата. – Стойте!

Голос его, резкий и испуганный, едва не сорвался на визг.

– Что такое? – встрепенулся Головня, выхватил меч, подскочил к парню.

– Видал я кого-то, – ответил тот, напряженно вглядываясь в темноту. – Вон там.

– Ставра?

– Нет, не похоже на него. Вроде ростом чутка пониже… хотя – кто знает.

– Сейчас посмотрим, – выставив перед собой факел и меч, Головня направился в ту сторону, куда указывал отрок. Ерш потащился за ним, а сам Вышата, настороженно озираясь, остался на прежнем месте.