7. Глава 7

Прошёл месяц, как я обретаюсь в новом теле и в новом мире…

И только теперь меня настигла и не отпускает настоящая паника. Какая-то отсроченная реакция на стресс получилась.

В последнюю неделю я часто плачу втихомолку от полного бессилия. Чем больше знакомлюсь с окружающей действительностью, тем сильнее прихожу в ужас от того, куда меня угораздило попасть. Вначале всё ощущалось неким временным приключением, с приятным бонусом в виде молодого организма. Но с течением времени…

Телевизор, сериалы, мобильный телефон, горячий душ, стиральная машина, интернет, машины, супермаркеты, прокладки, готовая одежда, удобная обувь, нормальные люди…. У-у-у-у-у! Конечно, в моем детстве, которое я провела у бабушки в деревне, многого из этого ещё не было, но сейчас я уже так привыкла!

А ещё… здесь другие законы и правила поведения. В этом мире есть высшие люди – маги, которые милостиво позволяют остальным жить так, как они считают нужным, на своей, кстати, строго ограниченной, территории. Сами маги постоянно проживают где-то в своих городах, куда обычным людям нет доступа. С неодарёнными они соприкасаются только в деловых вопросах. И это не только покупка рабочей силы для работ по добыче антизекерита, в нашем городе, например, есть несколько магических лавок. С помощью магии люди топят, освещают помещения, готовят.

В пятилетнем возрасте в храме Богини Судьбы абсолютно каждый ребёнок проходит магическую проверку, и маги забирают у родителей одарённых детей. О прохождении такой проверки выдаётся специальный документ. Он является чем-то типа паспорта и свидетельства о рождении вместе взятых. Правда, появляются одарённые дети у обычных людей крайне редко. Магический дар передаётся по наследству. Но уж, если появились… Родители такого отпрыска получают приличную сумму и кучу льгот. Основной закон в отношениях между обычными людьми и одарёнными - в любом споре маг всегда прав. Без вариантов. Не зря пристав так заискивал перед той командой в чёрном.

Чем лучше узнаю здешнюю жизнь, тем отчаяннее всего боюсь и мало с кем общаюсь. Мне просто никого не хочется, ни видеть, ни слышать… Я не справлюсь!

Афанасий, наш зять, оказался неплохим человеком. Он благополучно определил братьев в портняжную мастерскую, и к себе домой, точнее в дом своих родителей, привёз только троих девушек: меня, пятнадцатилетнюю Таню и тринадцатилетнюю Лизу.

О том, как плакала за родителями Даша, я не буду вспоминать. Единственное, о чём скажу… В тот момент, когда мы с девочками жались друг к другу у калитки, а сестра, узнав о смерти мамы и папы, горько рыдала, её муж, большой, сильный, взрослый, обнимал Дашу и нежно вытирал с её щёк слёзы. А мы с Таней и Лизой… сами вытирались. И обнимать нас было некому. И, наверное, в тот, невероятно горький для сестры момент, её надо было жалеть, а мы… завидовали. Я видела это чувство в глазах сестёр, и сама ощущала нечто похожее. Так хотелось, чтобы и нас обнял и защитил кто-то такой же сильный, добрый, мужественный, а главное, любящий взрослый человек. А некому…

Свёкры Дашкины поначалу приняли нас вежливо, но отнюдь не радушно. По своей наивности, в тот день я попросила приютить нас троих где-то на месяц, но он уже прошёл, а дом ещё, даже, и не начинали строить. Жить у чужих людей и так неудобно, а когда тебе не рады, а уйти некуда – врагу не пожелаешь, сплошное унижение.

Дашке мы очень скоро перестали завидовать. Афанасий, конечно, очень хороший, но он уходил на работу рано утром, а возвращался поздно вечером, как и его отец, кстати.