– Слушай, – шептал Резинкин, – а если она мертвая, мы залезем, и нас застукают, мы же не отмоемся.

– А если она живая? Дело пяти минут. Если с ней все, то мы просто уходим.

На том и договорились. Валетов ужом юркнул в кабинет вперед ногами. Он даже и не пытался открывать окно, а тут же скрылся из глаз, склонившись, видимо, над медсестрой.

Очутившись внутри, Фрол увидел Елизавету Дмитриевну, лежащую без чувств рядом с батареей отопления. Склонившись над ней, он пощупал пульс на запястье. Ничего. Тогда он начал искать сонную артерию на шее. Ему показалось, что кожа у медсестры холодная, и он отдернул руку.

Вытерев со лба пот, Валетов снова склонился над женщиной и уже более уверенно пытался прощупать живительные толчки. Вроде есть, а вроде и нет. Какая она здоровая. Он ее один ворочать не сможет. Надо бы положить поудобнее. Или все-таки вначале убедиться, что с ней все в порядке? Вдохнув и выдохнув, Фрол расстегнул халат и полез, надеясь нащупать пульс непосредственно на самом сердце.

Только он запустил свою ладонь под левую грудь и стал пытаться услышать что-нибудь, размышляя над тем, что, очень может быть, он лапает труп, отчего просто тянуло блевать, неожиданный удар по голове отбросил его в сторону. Он взвыл в полете.

– Ах вы, сволочи! – разъяренная мадам вскочила на ноги.

Фрол пятился назад.

– Э-э-э, – кричал он, – остановитесь, вы что?

Она стояла, лупая глазами и одновременно застегивая на себе халат.

– Я думал, вы того-этого, померли тут. – Фрол тряс головою.

– Ой, прости, пожалуйста, прости, пожалуйста. – Елизавета Дмитриевна поняла, что переборщила с гостеприимством. С другой стороны, не могла же она знать, кто это сейчас ее тискает и с какими целями.

– Я просто пульс хотел нащупать.

Не глядя и не слушая солдата, она подошла и опустилась на твердый металлический стул, закрыла лицо руками и зарыдала.

Решив, что товарищу прапорщику надо дать время на то, чтобы она пришла в себя, Валетов побежал к входной двери.

Простаков и Резинкин ввалились в процедурный кабинет. Фрол нащупал выключатель. Теперь в комнате стало светло. Елизавета Дмитриевна уже справилась с волнением и поднялась, глядя на солдат. Потом остановилась взглядом на Валетове.

– Извините, – пробормотала она.

Голова у Фрола после такого удара просто пухла. Он, неожиданно для себя, закатил глаза и рухнул. Простаков даже не успел подхватить его.

– Что же я наделала! – взвыла медсестра, хватая с пола Валетова, словно ребенка, и укладывая его на высокую широкую кушетку, стоящую посередине комнаты. – Ну что вы встали?! – вскрикнула она навзрыд. – Вон в ящике нашатырь.

Потом она махнула на солдат рукой, повернулась, сама открыла ящик и взяла оттуда пузырек. Подняла с пола рулон с ватой, оторвала кусок, смочила его в едкой летучей жидкости и начала водить под носом у Валетова.

Тот быстро очнулся, вскрикнул, резко приподнял голову и затем снова рухнул как мертвый.

– С ним все будет хорошо, с ним все будет хорошо, – бормотала она, обхватывая голову руками. – А шприцы бы я им все равно не дала, наркоманы какие-то. Узнаю – все, конец им. Обязательно комбату пожалуюсь.

Простаков поглядел на Валетова, лежащего неподвижно. Резинкин нашелся:

– Тогда мы тоже пожалуемся. У него, поди, сотрясение мозга. Человек при смерти.

Медсестра опешила:

– Я не знала.

– А может, они тоже не знали, что вы им шприцы не дадите?

– Вы их еще и защищаете? – товарищ толстопопый прапорщик-женщина лупала огромными глазами.

– А почему бы нам не защищать, вы вон чего с людьми делаете, по башкам их бьете, – дожимал Резинкин, склоняясь к Фролу и заботливо прикладывая ладонь к его лбу.