Но вижу только спину мужа и втягиваю голову в плечи, оглушенная резким хлопком закрывшейся за ним двери.
18. Глава восемнадцатая: Кирилл
Глава восемнадцатая: Кирилл
Шесть недель.
Компьютер в моей голове подсчитывает, что это – сорок два дня. Ненужные бестолковые цифры, ведь дело совсем не в них, но математика и точный расчет – единственное, что не дает мне окончательно свихнуться. Люди находят утешение в алкоголе, в сигаретах или йоге, совершают кучу бестолковых ритуалов, считая, что восстанавливают душевное равновесие. Обычные здоровые люди, чья голова работает без сбоев, каждый день совершают акты безумия, но именно нас, «особенных», считают чуть ли не угрозой обществу.
Сто девяносто пять дней назад Катя узнала, что я – «особенный». И даже как будто обрадовалась этой новости. Она приняла правила игры: в наследство своему ребенку я могу передать не только миллионы, машины, дома заграницей и счета в банках, но и «сломанную микросхему», поэтому мы будем жить ради себя и никогда не заведем разговор о детях, потому что наследниками бизнеса станут мои племянники, а она получит половину всего, чем я владею.
Сто пятьдесят девять дней назад начальник службы безопасности передал мне конверт, напичканный распечатками сообщений с Катиного телефона. Странную переписку с кем-то под ником «Пианист». Его принесла пожилая женщина, попросила передать лично мне в руки. С утра я был занят, в офис попал только ближе к вечеру - и к тому времени конверт уже просветили и «одобрили» грифом безопасности.
Сто двадцать три дня назад начальник службы безопасности привел ко мне человека, обученного выискивать свидетельства измен жен олигархов. Катя слишком много мне стоила, чтобы я пустил все на самотек. Буквально – она владела огромным куском моего состояния, она тоже была моим «ценным активом».
Сто пять дней назад нанятая ищейка передал увесистую папку, в которой было все: с кем завтракает Катя, если я уезжаю из страны, что ела на обед каждый день и сколько раз чихнула, с кем разговаривала в магазине, кому улыбалась и какие духи использовала. Я не узнал ничего нового, кроме одного: в жизни моей жены не было никакого «пианиста».
Восемьдесят шесть дней назад я собственными глазами увидел Катю в ресторане вместе с Ерохиным. Сидел в машине и смотрел, как они что-то увлеченно обсуждают, словно старые друзья.
Семьдесят дней назад я забрал ее телефон, чтобы отдать специалистам по взлому. Забрал… и вернул, не сунув свой любопытный нос в этот кусочек ее жизни. Потому что доверял своей Золушке. Потому что уже подыхал без нее. Потому что не хотел верить, что моя наивная дурочка с огромным, как красный карлик сердцем, может оказаться подлой сукой.
Но потом я видел их вместе еще трижды и уже не мог делать вид, что ничего не происходит.
Сорок шесть дней назад жена Морозова проболталась, что знает о моем диагнозе.
Сорок два дня назад мы с Катей… поссорились. Я не видел свою маленькую отважную жену такой испуганной даже в день, когда она узнала, что вышла замуж за психа со сдвигом.
Сорок два дня назад она впервые осталась ночевать у Морозовых.
Тридцать пять дней назад я вернул жену в свою пещеру. Мы орали друг на друга до сорванных глоток, а потом… впервые в жизни я так остро и чисто осознал, что значит целиком обладать женщиной, отдавать ей себя и упиваться болью, словно коньяком столетней выдержки.
Пять дней назад я узнал, что это она рассказала Морозовой о моей «сгоревшей микросхеме».
Три дня назад я впервые понял, что мой дом больше не моя крепость.