Мама не смеется над шуткой. Она сейчас крайне хотела бы узнать у Стаса, почему он каждый день торчит на своей конюшне, хотя у него впереди ЕГЭ. Не мог бы Станислав просветить ее по этому поводу?

Стас отворачивается от холодильника и говорит, что да, мог бы. Поступить за деньги может любой дурак, который догадывается, что лошадь – это что-то такое на четырех ногах, и даже сумеет отличить ее от табуретки. Но если у тебя не будет практики, то из тебя не получится хороший вет. А у них на конюшне каждый день такая практика… Да чего он будет объяснять, все равно не поймете. Он занимается. Да, прямо на конюшне и занимается. И самая последняя кобыла скоро начнет понимать химию на уровне одиннадцатого класса. И…

– И можно не жужжать и не орать? – интересуется Неля из коридора. Она устала, у нее совершенно адский день, ей сегодня весь мозг вынесли. Можно она хотя бы один вечер проживет в тишине, в порядке исключения? Почему у нее на столе опять Полинкин пластилин и фантики валяются?

Уже не очень понятно, кто на кого орет. Но кухонный комбайн замолчал. Будто съежился, чтобы его не замечали.

– Полина, пей сок! – рявкает мама, а только потом наливает его в кружку. Кружка дурацкая, фиолетовая, без рисунков и надписей. Из нее невкусно.

Полина быстро думает о том, что в волшебной заячьей стране должен существовать такой специальный зверь, морковкоедка – что-то вроде дракона, но не совсем. Питается она морковными опилками, а огонь выдыхает зеленый, как ботва. Голов у нее семь, хвост один, а крылья…

– А ты замуж выходи и к мужу переезжай, там на тебя никто жужжать не будет. – Стас разговаривает с Нелей, а смотрит на кастрюлю с оладьями. То есть из-под оладьев, они кончились уже.

– Придурок. Дегенерат. Ты… да ты тупее своей кобылы!

У Нели лицо красное стало, но не целиком, а в пятнышки, как у мультяшного жирафа, который все время жаловался на жизнь.

Полина тянется к кружке сока. Он густой и несладкий. Но это, может быть, он для девочки невкусный, а клетчатым зайцам он, например, в самый раз, и они его любят больше, чем Полина газировку.

– Да чего я сказал-то? – Стас возмущается и жует. – Чего ты ходишь, как тряпка вареная!

Полина пытается представить вкус вареной тряпки. Он жутко противный, типа того рагу, которое она опрокинула на себя в гостях. Интересно, вареные тряпки – это первое или второе? Или десерт? Вряд ли. Они же невкусные.

– Мам? Ты жевала когда-нибудь вареную тряпку?

– Мам, если Стас не заткнется, я его убью!

– Мам, алло? Здесь. Сейчас он спустится.

Это маме бабушка позвонила. Бес, кажется, на прогулке что-то не то сожрал. Пусть Стас посмотрит, он же почти будущий ветеринар.

Стас спрашивает, остались ли у бабушки оладьи. Но это он уже из коридора интересуется. Он вскочил, как папа, и так быстро пошел, что даже тапки не переобул.

И остаются они на кухне втроем, если комбайна не считать. Мама жужжалку выключила, сок разлила себе и Неле, отпила и вся сморщилась:

– Какая гадость горькая! Вишня, ты почему сахар не попросила?

– Потому что я заяц. Зайцы сахар не едят, они зубы берегут. Если зубы сломаются, как им морковку грызть?

– Логично, – говорит Неля. – Мне тоже налей. Мне теперь витамины нужны.

– Ты тоже заяц? – осторожно интересуется Полина.

Иногда Неля играет с Полиной в ее сказки. И даже свои рассказывает перед сном. Совсем редко.

– Нелька, ты тоже заяц?

– Нет, я зайчиха. И у меня будет маленький зайчонок. – Неля смотрит на свою кружку, не отрываясь, будто из глубин сока должно всплыть что-то интересное. Как говорящая щука из колодца.