Родионов чуть не завыл.

Да, да, он отлично понимает, что такое обязательства! Да, он знает, что рукописи нужно сдавать вовремя! Да, он знает, что издательство на его задержках теряет время и деньги!!!

Ну, расстреляйте меня! Ну, спихните меня с Крымского моста!

Но, черт побери, что я могу поделать, если все мои герои до одного вдруг решили, будто история, которую я для них придумал, никуда не годится?! То есть, может быть, она годится для каких-то других героев, но эти отказываются маршировать дружными рядами в ту сторону, в которую я их направляю!! В один голос они вопят, что я должен изменить историю или придумать других героев, которые как раз пойдут куда надо, а у меня план, видите ли!

Кажется, Марков отлично понимал, о чем именно думает Родионов, потому что вдруг улыбнулся и смешно почесал затылок. У него, при всей внешней безупречности, была такая чудная манера, и это как-то примиряло Родионова с действительностью, с тем, что Марков все время его опережает, заставляет играть на своем поле.

И еще одна мысль была совершенно убийственной. Мысль, что Марков… прав.

Прав, и все тут. Рукописи нужно сдавать вовремя. Есть обязательства, и от них никуда не денешься. Если их невозможно выполнить, лучше всего их на себя не брать. И точка.

Отворилась матовая стеклянная дверь, сделанная в стиле хай-тек, вошла Катя и внесла подносик. На подносике стояли маленькая чашечка кофе, приятно запотевшая бутылка минеральной воды и вазочка с конфетами. Конфеты были как в детстве, в хорошо знакомых, вкусных бумажках: «Трюфели», «Столичные», «Вечерний звон». Те, что еще несколько лет назад невозможно было купить в магазине, их приходилось «доставать» или мечтать о том, что дадут в «заказе» – двести граммов.

Сердясь, Родионов взял «Трюфель», развернул бумажку и положил его в рот. Пальцы, испачканные коричневой шоколадной пылью, он вытер под столом о джинсы. Хорошо, что Марков не видел!..

– Так когда же?..

– Думаю, что недели через две, – невнятно из-за конфеты за щекой сказал Родионов. – Никак не раньше.

– Но через две недели рукопись будет точно?

– Думаю, что да.

– Дмитрий, мне хотелось бы все-таки знать совершенно точно!

Черт бы его побрал! Черт бы побрал все на свете рукописи, всех писателей и всех издателей!

Не отвечая, Родионов прожевал конфету и глотнул кофе из чашки. Кофе был скверный, слабый и теплый. Он любил горячий и крепкий.

– Через две недели книга будет.

– Может быть, вы пока пришлете редактору то, что готово на сегодняшний день, чтобы мы могли запустить в работу хотя бы обложку? Хотя бы.

– Пришлю, – обреченно пообещал Родионов. Интересно, за две недели он успеет собрать и вразумить героев?.. Или предстоит еще одна пытка и верчение ужом, будто на раскаленной сковородке?!

– Жаль, что вы не успеваете, – заметил Марков бесстрастно. – Мы же собирались выпустить новинку в конце зимы! Впрочем, сейчас об этом уже можно не говорить, мы все равно опоздали, а к лету никто никаких новинок не выпускает – мертвый сезон!

«Зачем только я стал писать эти романы, – думал Родионов обреченно. – Сидел бы себе дома, смотрел бы телевизор, пил пиво, плевал в потолок и разжирел бы, как средний американец, вес которого составляет в среднем килограммов сто десять! Или больше?..»

Одним глотком он допил скверный кофе и уже приподнялся, чтобы идти, и тут вдруг вспомнил, зачем он пришел.

Телефонный звонок, черт возьми! Он же явился к Маркову, чтобы рассказать ему про звонок и угрозы, а вовсе не затем, чтобы лепетать и оправдываться!..

Родионов несколько приободрился и вернул себя на стул.