Я загрузил скайп. Набрал указанное имя пользователя. Открылся экран видео. Передо мной появилась молодая девчонка, со спокойным взглядом красивых серых глаз. Прямые русые волосы собраны в хвостик. Одета в белую маечку (или ночнушку) на тонких бретельках.

«Ты девчонка?» – Невольно вырвалось у меня.

«Наверное», – написала она, потом взяла бокал с трубочкой и допила его содержимое – судя по всему, молочный коктейль.

«Вот я и выполнила своё предназначение» – пришло от неё сообщение.

«Вообще ведь уже поздно. Тебе спать, наверное, пора» – из каких-то приличий написал я.

«Ты хочешь, чтобы я ушла спать?»

«Нет», – честно признался я. «Как тебя зовут?»

«А тебя?»

«Илья»

«Маша».

Я чуть было не написал «очень приятно». Но подумал, что это будет уж слишком старомодно и смешно. Вместо этого спросил:

«Ты сегодня в первый раз играешь?

«Нет. Давно уже играю»

«Почему тогда у тебя всего лишь пистолет?»

«Мне с ним нравится. Так прикольнее»


– Зая, тебе вставать на работу.

Лена прижалась губами к моей щеке:

– Пора на рабо-о-ту-у. Как ты спал?

– Мало.

– Опять бессоница?

– Ага.

Тяжёлое утро начинается с тяжёлого пробуждения. Даже Лена не может облегчить его тяжесть.

– Завтрак на столе, – улыбается она.

– Спасибо, милая.

– Что же ты делал ночью?

– Поиграл немного. Пока снова не захотел спать.

– Мне кажется, что твоя бессонница от твоих игр.

– Наоборот, они меня успокаивают…


Яичница на тарелках. Булочки. Кофе. У Лены случались такие утра – обычно один-два раза в неделю. Наверное, в такие дни проявлялось её стремление к домашнему уюту.

Около моей тарелки лежала большая мельхиоровая вилка, которую я терпеть не мог.

– Что, других вилок нет? Ты же знаешь, я эту не люблю, – я повертел большую и неуклюжую вилку в руке.

– Знаешь, у нас опять куда-то делись вилки. Позавчера было ещё три, а сегодня осталось уже две. Ты ночью, когда просыпался, ничего не ел?

– Ничего, у меня же запрет на ночной дожор. Только стакан компота выпил.

– Странно. Ещё две недели назад у нас было пять вилок. Две больших мельхиоровых, которые ты не любишь, и три небольших, из нержавеющей стали, с сужающимся концом. А сегодня осталась только одна мельхиоровая и одна узкая из нержавейки. Узкую я себе, правда, взяла. У меня все-таки рот поменьше, мне мельхиоровой совсем неудобно.

– Да, конечно, – я опустил зубцы вилки на яичницу, отделил кусок.

– Но куда все-таки делись три вилки? Может, за плиту завалились?

– Да, очень странно, – согласился я. – Давай вечером отодвинем плиту и тумбочки, и за ними посмотрим.

– Илья, – вздохнула Лена, – я сегодня подумала об одной вещи. А если твои кошмары происходят из-за того, что расположение нашего дивана не соответствует фэн-шую?

– Может, переставить его?

– Мы уже говорили об этом. Тогда нам нужно будет куда-то выбросить тумбочку с телевизором.

– Жалко.

– Мне тоже.

Она разочарованно вздохнула:

– Мне кажется, что тебе нужно обратиться к психотерапевту.

Я недоверчиво посмотрел на неё:

– А психотерапевт не захочет положить меня в психбольницу?

– Нет. В больницу кладут психиатры. А психотерапевты принимают обычных людей. Во всяком случае, мой знакомый психотерапевт – такой.

– У тебя есть знакомый психотерапевт?

– Конечно. Я думаю, что было бы очень хорошо, если у каждого человека был знакомый психотерапевт. Давай я отведу тебя к нему сегодня?

– Давай завтра.

– Хорошо, давай завтра.

2

В парке немноголюдно. Мы с Машей договорились встретиться у фонтана. Я пришёл раньше времени. Огляделся по сторонам, прогулялся взад и вперёд. В кустах за скамейкой послышалась какая-то возня, приглушённые голоса. Я прошёл по тротуару дальше, обернулся на кусты. С этой точки можно было разглядеть четырёх девчонок–школьниц. Трёх стройных, разного роста, и одну крупную, высокую и ширококостную, с плоским лицом и длинными чёрными волосами. Она вдруг дала пощёчину самой мелкой из остальных – в белой блузке и темно-синей юбочке.