Наверное, Игорь Иванович ожидал от меня ответного оптимизма, но, не почувствовав его, вдруг продолжил погрустневшим голосом, запанибратски:

– Если ты вдруг во мне какую усталость чувствуешь или грусть, так это не связано с сеансом. У меня же и свои заботы есть. Я хороший и опытный психотерапевт, можно сказать, выдающийся, но даже самый выдающийся психотерапевт не может быть суперменом, или бэтманом, или там железным человеком. А окружающая жизнь все сложнее. Кредиты эти чёртовы… Дети растут… Выросли уже, а все деньги на что-то нужны то одному, то другому. Жена все с отпуском капает, в Америку к родственникам… В общем жизнь-таки – весёлая штука, – широко улыбнулся он, хлопнув ладонью по столу. – Скучать не даёт. Но ничего, Игорь Иванович своё дело знает. Клиентам своим помогает. Спасает жизни и судьбы! – Как ни крути… А это многого значит. Так ведь, Илья… как по батюшке?

– Владимирович.

– Так ведь, Илья Владимирович?

– Наверное… – смущённо подтвердил я.

– Что-то ещё тебя беспокоит? – Игорь Иванович тепло посмотрел мне в глаза.

– М-м, да, – задумчиво проговорил я. – Одна вещь… Давно уже, в общем… Я чувствую, что во мне как-то очень мало любви. К людям, к миру, вообще как-то… Должен же быть у человека какой-то объём любви внутри, ко всему окружающему. Мне кажется, он у меня такой маленький, этот сосуд.

– Мало любви? А у кого её много? Думаешь, у меня много? Любовь… Это такая штука… Не даётся так просто. И не бывает много. У всех этот сосуд маленький, поверь. Насмотрелся я людей. Так что все с тобой нормально, не беспокойся.

– Спасибо. Честно говоря, это не очень утешает, но…

Игорь Иванович рассмеялся:

– А что делать? Вот, кстати, у меня один клиент был. Тоже философствовали с ним иногда. Он бывший священник, кстати, расстрига отлучённый… У него интересная теория была. Утверждал, что христианство и все остальные религии, когда говорили, что главное – это любовь и любить ближнего, на самом деле пустили этой догмой все человечество по ложному пути. Более того, считал это коварным заговором сил зла и дьявольской ловушкой, в которую попали все мировые религии.

– Что не так с любовью к ближнему?

– То, что это слишком сложно для человека и на самом деле провоцирует его на духовное падение. Как если бы тренер неподготовленного спортсмена, новичка, погнал бегом на Эверест. Подчиняясь тренеру, спортсмен побежит, но, естественно, никогда не доберётся до вершины и только погибнет по пути. В современном уголовном кодексе такой случай могли бы даже квалифицировать как склонение к самоубийству. Это мой клиент так говорил – не я, – усмехнулся Игорь Иванович.

– И что делать? Отказаться от любви?

– Вместо понятия любви он предлагал понятие нежности. Опять же, по его словам, на нынешнем уровне развития человека проявить нежность к ближнему гораздо проще, чем заставить себя полюбить. Любовь более абстрактна и требовательна, а нежность – более проста и конкретна. Нежность можно проявить почти к любому человеку, даже не любя его. Даже испытывая гнев. Нежность может даже не зависеть от внутреннего состояния человека, разума или чувств. Когда же проявишь нежность – если даже искусственно и неискренне – то это уже многое поменяет, и в тебе, и в том, к кому ты её проявил. По его словам, если поменять во всех святых писаниях слово «любовь» на слово «нежность» – через несколько лет мы бы жили в другом мире, почти в раю.

– Да, интересная теория… – тихо проговорил я.

– Согласен, интересная. Я даже думал одно время в психотерапевтической практике её как-нибудь использовать, но потом побоялся – я все же православный человек, а такая теория для православия, как ни крути, ересь.