Ощущая негодование и гнев, исходящие от оставшихся в подвале людей, я покинул его через ведущую на улицу боковую дверь.

Снаружи оказалось не лучше, чем внутри. Атланта буквально бурлила, и я испытывал потребность выбраться отсюда. Убрав выигрыш в одну из боковых сумок своего мотоцикла «Бонневилль T100», модель две тысячи двенадцатого года, накатавшая более девяноста тысяч миль, я натянул черную кожаную куртку. Следом надел шлем и опустил забрало, отчего мир резко потускнел.

Разбрасывая гравий, я вырулил прочь от ломбарда. Атланту я покинул вместе с рассветом.

Свинцовые тучи предупреждали о дожде.

Надвигался шторм. Сильный.

Я представил, как буря, словно огромный кулак, обрушивается с неба. Захватывает в объятия и сдавливает до тех пор, пока от меня ничего не останется.

Пока я удалялся от города, мои мысли бродили по опасной траектории. В последние несколько месяцев это стало частым явлением во время моих бесконечных поездок по стране.

Казалось так легко пересечь разделительную полосу, за которой машины проносились мимо, двигаясь в противоположную сторону. Закрыть глаза и направить мотоцикл на встречку, лоб в лоб сталкиваясь с грохочущим полуприцепом. Будучи слишком большим, он не успел бы убраться с дороги, поэтому истерично сигналил бы мне.

Порой вероятность причинить боль не только себе, но и окружающим – это единственное, что меня останавливало. В иных случаях мне было плевать. Навязчивые мысли подталкивали меня повернуть руль к разметке. Или до упора выжать газ и увеличивать скорость, пока дорога не сольется в сплошное серое пятно, которое разорвет меня в клочья, и дорожному патрулю придется соскребать мои останки с асфальта.

Страшная картинка действовала умиротворяющее. Я не хотел умирать, но и жить так больше не мог. Страстно желал покончить со всем этим.

Будто в тумане мимо промелькнул дорожный знак «Саванна, 3 мили[3]».

Стремясь сбежать от ливня и уехать подальше от Атланты, я разогнал мотоцикл до семидесяти пяти миль. Судя по указателям, чтобы попасть в Саванну, мне следовало съехать с Шестнадцатого западного шоссе, но я двигался дальше, пока не заметил другую табличку: «Гарден-Сити, население 8905». Саванна была слишком крупным городом. После Атланты я не справился бы с ней. А пот с маленьким Гарден-Сити вполне.

Даже спустя четыре часа и сотни миль, я все еще ощущал Атланту, словно скопившиеся на коже после долгого путешествия пот и грязь. Мне хотелось перезагрузиться. Почувствовать наконец-то только собственные эмоции. Даже если это лишь боль.

Вместо того чтобы поесть и заселиться в мотель, в первую очередь я отыскал тату-салон, прятавшийся в углу небольшого торгового центра. Подъехал на своем «бонневилле» к главному входу «Гарден-Сити. Тату и Пирсинг» и снял шлем.

Несмотря на собиравшиеся над головой темно-серые грозовые тучи на многочисленных деревьях, высаженных между магазинами и дорогой, росла яркая и сочная листва. Влажный воздух разносил несмолкающее стрекотание цикад – нескончаемая песня в июне в Джорджи. В отличие от людских переживаний, я по какой-то причине не улавливал чувств животных. А еще меня раздражало, что по всей видимости, никто кроме меня не испытывал подобных ощущений. Я любил постоянное стрекотание насекомых на юге. Такой же звук издавали иглы, набивающие татуировки.

К счастью, в тату-салоне оказалось прохладнее. Он походил на парикмахерскую: белые полы, темные стулья, и простые стены, на которых висели образцы татуировок в рамках. Два мастера работали. Третий подошел ко мне как раз в тот момент, когда я снял черную кожаную куртку и бросил ее вместе со шлемом на скамейку возле двери… На одной руке этого большого лысого парня был набит красный дракон, исчезающий под рубашкой.