На таких условиях Гальба поддержал восстание. Легионы, находящиеся в Испании и Галлии, провозгласили его императором, и он двинулся на соединение с Виндексом.

Сенат объявил Гальбу врагом народа, но, несмотря на это, его популярность продолжала расти. В конце концов на сторону Гальбы встал второй префект преторианцев – Гай Нимфидий Сабин, и большая часть гвардии. Нерон покинул Рим и направился в сторону Остии в надежде собрать флот и армию в лояльных ему восточных провинциях.

А тем временем легионы Гальбы продолжали свое движение к Риму…

Эти трагические события в Римской империи ни в коей мере не волновали и не затрагивали Сагарис. У нее была своя «война». Вилик был сама покорность и предупредительность, в отличие от его жены. Коварством и жестокостью Клита мало отличалась от Нерона. Разве что масштабностью своих действий.

Ей, в отличие от Нисея, совсем не улыбалась перспектива расстаться с денежками. Отправившись в свободное плавание по неизведанному морю вольной жизни, можно было легко пойти ко дну, наткнувшись на коварные рифы самостоятельной жизни.

Многие вольноотпущенники, так и не найдя себе места среди свободных людей, спивались, опускаясь на дно общества, и надеялись лишь на дармовой хлеб. Однако это было всего лишь полбеды; Клита, с ее цепкостью и знаниями, конечно же, могла выжить в любой обстановке и не только не растерять нажитое, а и приумножить его. Но на свободе ей будет не хватать главного – власти. О, это упоительное чувство вседозволенности! Когда можно карать или миловать любого раба в любой момент и по любому капризу. Когда у Клиты было плохое настроение (а это случалось часто), рабы старались скрыться с ее глаз, спрятаться куда подальше, забиться в какую-нибудь щель, чтобы не слышать раскатов громоподобного гласа жены вилика, который ревел, как букцина – сигнальная труба римских легионеров.

Как раз первое столкновение у Сагарис с Клитой и произошло на почве ее самоуправства. Девушка достаточно быстро вошла в курс дела – все-таки наставления учителей и книга Колумеллы оказались хорошим подспорьем в деле управления латифундией. В отличие от своего предшественника и его жены, Сагарис была ровна в обращении с рабами и старалась объяснять их промахи, а не наказывать. Совсем уж ленивых, в особенности хитрецов, она переводила на более тяжелую работу и спрашивала за ее исполнение со всей строгостью. А от зоркого взгляда Сагарис скрыться было невозможно.

Но самое интересное – рабы боялись ее не меньше Клиты. Они узнали, кем была Сагарис до того, как стала собственностью Гая Рабирия Постума, и при виде амазонки цепенели, будто она была мифической колдуньей Цирцеей, способной превратить человека в свинью. Ее глаза всегда были холодны, она практически никогда не улыбалась, а довольно симпатичное лицо Сагарис напоминало каменную маску, на которой нельзя было найти ни единого человеческого чувства. Она была как ожившая статуя.

Однажды Сагарис, как обычно, ранним утром обходила дальние угодья. И наткнулась на площадку, где стоял столб с перекрестьем. В этом месте ей еще не приходилось бывать, и она с удивлением воззрилась на человека, который был распят на столбе. Он или спал (хотя как уснешь в таком положении?), или находился без сознания. По крайней мере, голова распятого раба была склонена, а его глаза закрыты.

Похоже, он висел на столбе целую ночь, потому что его полуобнаженное тело распухло от укусов кровососущих насекомых.

Сагарис достала нож, обрезала веревки, которыми раб был привязан к перекладине, и, бережно подхватив бесчувственное тело, уложила его на траву. Затем она влила ему в рот из своей фляжки немного вина, и раб открыл мутные глаза. Он смотрел на Сагарис с таким видом, будто уже попал в Аид, а девушка – сама Персефона, жена владыки подземного царства.