И вряд ли те бедолаги, что оставались вне моего поля зрения, имели другой социальный статус.

Обитатели «дна» вяло переговаривались. В основном, о еде. Двое ближайших, к моему удивлению, беседовали по-английски. Но тоже о жрачке. Еще один мой приятель по несчастью громко молился по-латыни.

Я попытался понять, каким образом оказался в трюме у работорговцев, но не сумел. Смутно помнилась ночь, улица, фонарь над воротами… Но точно не аптеки. Эх! Аптека мне бы сейчас не помешала.

– Что это за судно? – спросил я у одного из англичан.

– А тебе что за дело? – пробормотал тот.

Я спросил то же самое по-датски. Вернее, на том общем диалекте, на котором говорили все: и нореги, и свеи, и даны.

На меня покосились как на идиота.

И я на время оставил попытки завязать разговор.

Изучение колодок тоже не принесло положительной информации. Запоры – примитивнейшие. Но эффективные. С одной стороны – ремни, с другой – согнутая железка. Но даже дотянуться до них не было никакой возможности. Эх, будь здесь не эти отбросы цивилизации, а настоящие воины, мы бы запросто освободились и…

«Забудь, – сказал я себе. – Не в этой компании».

Надежда все же оставалась… Махонькая такая. Меня явно захватили врасплох. И только меня одного. Побратимы наверняка станут меня искать. Стопудово. Землю рыть будут…

Но вот найдут ли?

Ладно, буду терпеть, ждать и постараюсь сохранить организм в приличном состоянии. Мое здоровье и мои навыки – ценность безусловная. Их следует беречь.


Наступило время обеда. Выглядело это так: двоих рабов (видимо, самых надежных) освободили от колодок, затем спустили вниз котел с кашей, пару мисок и пару ложек.

Так что кормили нас в буквальном смысле – с ложечки. В дырку свесился один из работорговцев и внимательно следил, чтобы «няньки» старались. Время от времени сулил им разные неприятности, если кто-то из нас сдохнет во время пути от недоедания. Отрезание ушей было одним из самых гуманных взысканий.

Жратва (жидкая ячменная каша с рыбой, пресная и пованивающая прелью) в горло не лезла, но я заставил себя проглотить всё. Не стошнило, и слава Богу. Трэль, что меня кормил, остался доволен.

После обеда всем было предложено облегчиться – в деревянную бадью. Многие бадьи не дождались. Понос, как сказано у классика, штука резкая. Так что запашок в трюме стоял… насыщенный.

Дристунам нечего было надеяться на медицинскую помощь, но санобработкой их обеспечивали: вздергивали наверх и через некоторое время возвращали трясущимися и промокшими до нитки. Мне эта гигиеническая процедура была уже знакома.

Время шло. Вечером нас покормили еще раз. Тем же макаром. Ночь прошла тяжело. Тело в колодках закаменело. Я даже чувствовать холод почти перестал. Нет, бездействие до добра не доведет. Волю – в кулак, болевые ощущения – на выработку адреналина, и – физзарядка.

Я умел грузить мускулы даже в состоянии полной неподвижности. В колодках – тоже получилось. Через некоторое время я даже согрелся… И вызвал недовольство ближайших соседей, поскольку мешал им спать. Один даже попытался пнуть меня ногами… Получил колодкой по голове и успокоился.

Через некоторое время справа от меня раздались недовольные возгласы, однако грубый голос велел заткнуться, и говоруны смолкли.

Причина шума вскоре выяснилась. Ко мне пробирался кто-то из трюмных обитателей. Непростая работа, когда ты в колодках, но этот – справился.

Лунного света из открытого люка было маловато, чтоб его разглядеть, но, судя по всему, мужик крупный. Я приготовился к разборкам и был приятно удивлен, когда этот субьект, оказавшись рядом, просто представился: