Света захлопнула дверь комнаты и повернула ключ на два оборота.

– Ой, что будет! – ужаснулась она.

– Ерунда, – беспечно сказал Тимофеев. – Штаны поляризуем назад…

– Только не увлекайся, – предостерегла Света. – А то они спадать будут.

– Гирю я тоже угомоню. Если Дима захочет, могу даже десятипудовой сделать. Но кто-нибудь способен объяснить мне, что же произошло?

– Ну нетушки, – возразила Света. – Сам изобрел, сам и объясняй.

Тимофеев отложил удовлетворенную содеянным фотокамеру подальше от себя и призадумался.

– Что-то неладно, – сказал он. – Что-то не связалось у Штирлица. Когда я собирал схему, то рассчитывал с ее помощью разделаться с гравитацией.

– Нет, Витенька, – поправила Света. – С законом бутерброда. Иначе говоря, с законом подлости.

– Вот так всегда! – огорчился Тимофеев. – Делал одно, а вышло другое… Не знаю, каким образом, но эта вещь получилась далеко не простая.

– Надо полагать! – воскликнула Света. – Что-то я не слышала о лауреатах Нобелевской премии в области управления гравитацией. Я читала в газете, что какой-то ученый в Америке десять лет ищет эти твои маленькие штучки и найти не может…

– Да? А зачем их искать? Вон их сколько кругом… Наверное, чешские фоторезисторы виноваты, – продолжал рассуждать народный умелец. – У них повышенный класс чистоты. Прибор вышел сложный. Ну и, как у всякой сложной системы, у него оказался избыток степеней свободы. Вот он и повел себя, затеял сам вершить расправу над подлостью. Причем по незнанию человеческой натуры уже допустил перегибы. Ну какой из Димы Камикадзе подлец? – пожал он плечами, вспомнив игривую Димину улыбку. – Так, шалун…

– Лелик стипендии отроду не получал, – вставила Света, – а ходит во всем фирменном. Ему за дело перепало. А что твой гравиполяризатор на коменданта взъелся?

– Может быть, из-за огурца? Не понравился ему этот огурец. Или из-за того, что комендант в праздники гостей из общежития гоняет? Честное слово, не знаю!

– Вот здорово! – обрадовалась девушка. – Мы сейчас возьмем твой прибор, пойдем по комнатам, а он сам общелкает всех, кто допустил хотя бы маленький нехороший поступок.

– Что мы – товарищеский суд, что ли? – запротестовал Тимофеев. – Да еще с механическим дружинником в компании… Это вроде как чужое вмешательство в наши людские внутренние дела. По-моему, у человека и так имеется прибор, наказывающий за подлость.

– Какой еще прибор? – не поняла Света.

– Совесть, – кратко пояснил Тимофеев. – Правда, он барахлит иногда… Ну, что молчишь? – спросил он у фотокамеры. – Нечего тебе возразить? Подумай, Света, мы вот с тобой беседуем, а он затаился и слушает. И если я что-нибудь не то ляпну, то висеть мне у лампочки вместо абажура!

– Да, но как же бутерброд? – спохватилась Света.

– Ну, с ним-то он наверняка управится!

Девушка открыла настенный шкафчик и достала оттуда на блюдечке бутерброд из белого хлеба с крестьянским маслом.

– Ты не поверишь, – заметила она, – но уже вчера я знала, чем все кончится.

Тимофееву захотелось привлечь ее к себе, говорить ей нежные слова, но время для таких его поступков еще не пришло. Поэтому он сдержал рвущиеся наружу чувства и твердой рукой направил объектив гравиполяризатора на бутерброд.

– Да сгинет подлость! – торжественно сказала Света.

Прозвучал знакомый уже щелчок, по комнате пробежал порыв холодного ветра.

– Отпускай! – скомандовал Тимофеев.

Света проворно убрала блюдце. Бутерброд недвижно завис в воздухе, словно размышляя, как поступить дальше. Затем он дрогнул и взмыл к потолку, приклеившись маслом к свежей побелке. Тимофеев проводил его задумчивым взглядом.