Как-то однажды уехала Сталина с сыном, с Андрюшкой, на дачу, приезжают – нету кошки. Каринка говорит: сбежала. И там непонятно: то ли и вправду сбежала, то ли Игорь ее выгнал, а только неделю кошки не было, а потом Сталина нашла ее где-то в подвале всю раздерганную, голодную. И выгнала из дому дочку, зятя и внука, ушли они к Игоревым родителям жить.

– Из-за кошки?

– Ну, там много всего накопилось. И стали они жить в четырехкомнатной с сыном вдвоем. Он все маму слушался, хоть и они часто ссорились, характеры у них похожие. На дачу вдвоем, на работу вдвоем, ни друзей у него, ни девушки не было. А потом с месяц назад вдруг приводит он девчонку. Девчонка эта из деревни, из-под Вологды откуда-то, приехала сюда в институт поступать, в медицинский. Конечно, никуда не поступила, кто же просто так возьмет девчонку из деревни. В общем, провалилась она, а домой ехать стыдно. Хотела работать устроиться санитаркой – без прописки не берут. Да сейчас ведь никуда не берут, чтобы с общежитием, своим городским работать негде. В общем, где он, Андрюшка то есть, ее подобрал, я уж не знаю, а только привел в дом и матери говорит: пусть она живет.

В этаком случае любая мать заартачится, а не только наша Сталина. Что у них там было – не описать. Сталина орет, девчонка эта, Наташка, плачет, сын на своем стоит – видно, крепко его зацепило. Потом вдруг приезжает Наташкина мать из деревни узнать, что тут с дочкой. Сталина ей такого наговорила, что эта мамаша вещи Наташкины схватила, собирайся, кричит, немедленно, уезжаем отсюда к чертовой матери! Та не хочет, любовь у них с Андрюшкой. Тогда мать забрала вещи и паспорт Наташкин и уехала. А Наталья осталась, теперь дома сидит, на улицу не в чем выйти.

– А я звонил, нет там никого.

– Да там она, куда денется, идем, мне откроет. Поговори с ней, она девка хорошая, небалованная.

Они поднялись наверх, позвонили, и бабуля крикнула в замочную скважину:

– Наталья, открывай, я это, Михална!

На пороге открывшейся двери стояла рослая зареванная девица в ковбойке и в старых тренировочных штанах, пузырящихся на коленях.

– Вот, Наталья, полицейский пришел, ты его не бойся, все расскажи.

Соседка ушла к себе. Наталья посмотрела на Сергея, всхлипнула привычно. Потом кивком показала куда пройти, а сама скрылась в ванной. Когда она вернулась, Сергей даже удивился. Голубые глаза блестели на чисто вымытом румяном лице, а через плечо была перекинута толстенная коса цвета именно пшеничных колосьев, как в сказках пишут.

– Вот те на! Ты откуда же взялась такая?

– Из деревни, из-под Вологды.

– А что такой зачуханной ходишь, и правда мать все вещи забрала?

– Она рассердилась очень, Сталина Викентьевна про меня наговорила, что я и такая, и сякая, и по-всякому нехорошими словами. Кому понравится, когда дочку такими словами кроют? Тем более что все зазря, я не такая.

– Верю, – улыбнулся Сергей.

– А что с Андрюшей мы на улице познакомились, так всякое в жизни бывает, – солидно проговорила Наталья. – Я как узнала, что в институт провалилась, сижу и плачу. Он подошел, думал – обокрали, а потом… – Глаза ее опять предательски налились слезами.

– Не реви, – строго сказал Сергей, – давай рассказывай по порядку про тот вечер, когда Сталину убили – где была, что делала.

– Да где мне быть? Тут и была, дома сидела. Одежды-то нету. Обещал Андрюша купить, так у них зарплаты не платят.

– Так надо в другое место устраиваться, – не выдержал Сергей, – теперь, раз женатым стал.

– Мать его не пускала, говорила, как же ты с высшим образованием куда-то пойдешь! Как в прошлом веке она жила! Но, – Наталья испуганно прикрыла рот ладошкой, – нехорошо про покойницу…