– Святого Павла.

– Ja, ja, – заворчал Магнус, – Святого Павла. Там, на церковном погосте, я увидел надгробия, которым было по три, по четыре сотни лет. И что же я нашел среди них? Могилу Яна Ван Рибека![56]

Видя отсутствующее выражение на моем лице, Магнус покачал головой:

– Знаешь, мир был сотворен не только для английской истории. Ван Рибек основал Мыс, Капскую колонию. И стал ее губернатором.

– Почему же он кончил дни свои в Малакке?

– ОИК[57], голландская Ост-Индская компания, послала его туда в качестве наказания за какой-то проступок. – Воспоминание смягчило лицо Магнуса и, казалось, в то же время его состарило. – Как бы то ни было, увидев там его имя, вырезанное на глыбе камня, я почувствовал, что отыскал для себя место, здесь, в Малайе. На судно свое я так и не вернулся, не поплыл в Батавию. Вместо этого я отправился в Куала-Лумпур.

Он рассмеялся:

– В конце концов я оказался на британской территории. И прожил тут… сколько… – губы его беззвучно шевелились, пока он высчитывал, – сорок шесть лет. Сорок шесть! – Он вытянулся на стуле и огляделся, высматривая официанта. – За это шампанское надо пить!

– Вы простили британцев?

Магнус снова осел на стуле. Некоторое время молчал, обратив взор куда-то внутрь себя.

– Они не смогли убить меня, когда между нами шла война. Они не смогли убить меня, когда я был в лагере, – выговорил он наконец сдавленным голосом. – Но держать в себе ненависть все сорок шесть лет… вот уж это наверняка убило б любого.

Взгляд его подобрел, когда он обратил его на меня:

– Вам, китайцам, полагается уважать старших, Юн Линь, так ведь говорил этот парень Конфуций, а? Так, во всяком случае, мне моя жена говорит. – Он наконец-то смог отхлебнуть пива. – Так что – послушай меня. Послушай старого человека… Не презирай всех японцев за то, чту кое-кто из них натворил. Дай ей уйти, этой ненависти в тебе. Отпусти ее.

– Они сделали вот это.

Я медленно подняла свою изувеченную руку, спрятанную в кожаной перчатке.

Магнус указал на глазную повязку:

– Думаешь, он сам собой выпал?

Через три недели после той встречи в клубе с Магнусом меня уволили.

Его идея создать сад в память о Юн Хонг запала мне в душу. В лагере сестра часто говорила со мной о саде, который она разобьет, как только кончится война и наши жизни снова вернутся к нам…

В свой последний рабочий день я взялась за разборку стола. Укладывая личные вещи, я вдруг замерла, наткнувшись на заметку, вырезанную мною когда-то из «Стрэйтс таймс». Сопровождавшее текст фото изображало группу японцев во фраках, стоявших позади их премьер-министра Иосиды во время подписания им и американцами договора о гарантии безопасности Японии[58]. Разглядывая фотографию, я думала о лагере. Думала о Накамура Аритомо, вспоминая, как много-много лет назад впервые услышала это имя. Никогда не забывала я этого имени: оно следовало за мною повсюду. Настало время встретиться с ним. Создать сад – вот что я должна сделать в память о Юн Хонг, вот каков мой долг перед нею.

Взяв чистый лист бумаги, я открутила колпачок авторучки и написала письмо Магнусу с просьбой устроить мне встречу с садовником. Когда я закончила, заклеила конверт и попросила посыльного отправить его по почте. После чего покинула свое рабочее место в прокуратуре в последний раз.

Мир вокруг делался ярче, обесцвечивая луну и звезды. На половине спуска в долину я нашла тропинку, отделявшую один участок чайных кустов от другого. Земля на ней была плотно утоптана поколениями сборщиков чая. Вчера вечером за ужином Магнус рассказал мне, что этот путь напрямик приведет меня к Югири. «В той стороне ограды нет, – сказал он, – но ты сразу поймешь, где начинается Югири, когда попадешь туда».