– Ты сегодня умрешь? – просто спросил он ни к селу ни к городу.

Если бы кто-то другой с такой внешностью в этом темном и уединенном месте задал мне такой вопрос, я бы, наверное, воспринял его почти как угрозу, но я всецело доверял его монашеским одеждам и поэтому так же просто ответил:

– Не знаю.

– А ты подумай, ты сегодня умрешь? – продолжал настаивать Васубандху.

– Могу, наверное, от этого никто не застрахован, всякое может случиться… но пока не случилось, поэтому хочется верить, что сегодня нет, не умру.

– Ты на тело свое посмотри, – скомандовал он. – Это то тело, что умрет?

Я взглянул на свои руки, на пальцы, совершенно окоченевшие от мороза, и вспомнил руки моей покойной матери в то утро, когда мы обнаружили ее мертвой, плавающей в собственной крови, – рак прогрыз ее до самого сердца.

– Да-да, это то самое тело, которое умрет.

– А когда придет смерть, – продолжал монах напряженным голосом, – тебе будет куда пойти? Ты знаешь хоть одно такое место, где смерть не настигнет тебя?

– Нет, такого места не существует. Ни неприступная крепость, ни корабль посреди океана, ни скит отшельника в глухом лесу, ни стальной склеп не защитят тебя. Смерть беспрепятственно проникает всюду.

– Но ведь ты так молод. А разве смерть не удел стариков? Разве смерть не выбирает свои жертвы исключительно по старшинству: сначала идут старые, а потом те, кто моложе?

Я недолго думал над ответом:

– Мы непременно должны умереть и ожидаем, что раньше умрут те, кто уже успел пожить свое. Но я не могу сказать с уверенностью, что порядок этот неукоснительно соблюдается, ведь многие мои друзья умерли совсем молодыми, – смерти, похоже, наплевать на порядок.

– Но ведь должны же быть какие-то средства, чтобы остановить смерть, ну там достижения медицины или какие-нибудь священные заклинания, известные только некоторым высшим иерархам церкви, ну хоть что-нибудь способное укрыть нас от смерти!

– Ну лекарств-то разных навалом, иногда даже кажется, что они могут отсрочить неизбежный конец, но в целом нет, ни одному доктору не удалось еще найти снадобья, чтобы навсегда остановить приближение смерти, и ни один служитель культа не нашел против смерти тех слов, которым бы она подчинилась.

– Но лекарства… Ведь если с умом их использовать, если приложить титанические усилия талантливейших людей, чтобы найти еще более здоровую формулу питания, еще более эффективные оздоровительные упражнения для тела, – разве так мы не сможем продлить свою жизнь?

Я задумался. Вообще-то и этот вопрос часто тревожил мой ум, да и мой на него ответ не успокаивал.

– Да, мы, конечно, можем все это сделать, и нам даже покажется, что продолжительность нашей жизни насколько-то там увеличится. Однако парадокс заключается в том, что даже в часы выполнения этих упражнений, в часы, которые мы проводим в поиске, приготовлении и тщательном пережевывании здоровой пищи, то есть даже в те часы, когда мы практикуем здоровый образ жизни, эти самые часы этой самой здоровой жизни неумолимо текут у нас как песок меж пальцев. В результате это время оказывается вычеркнутым из нашей жизни, а значит, как и любое другое потраченное время, приближает нашу смерть. То на то и выходит. Прожили дольше, но эти годы истратили на борьбу за то, чтобы прожить дольше. Мы не можем остановить, мы не можем даже замедлить эту погоню жизни за смертью. Что ни день, то короче к могиле наш путь…

Васубандху стоял молча, а когда звук моих слов затих, я вдруг опять услышал журчание воды, вытекающей из фонтана за моей спиной. Казалось, что этим Мастер хочет указать мне на сходство этого ручейка с моей жизнью, которая только кажется одним целым, – потоком между камней, – а на деле оказывается постоянным безостановочным исчезновением навсегда драгоценных и неповторимых ее моментов.