Особого желания сидеть в сероводородной жиже у неё не было, но она решила наведаться туда из любопытства. Плыла недолго – минут семь. Плыла и наслаждалась каждым моментом пребывания в море, кристально чистом, как почти везде в Греции. Выбравшись на берег между грубых камней, она поднялась ко входу в пещеру по сохранившимся с прошлых времён цементным ступеням. Лестница, теперь уже разрушенная, шла и сверху, по ней спускались к сероводородному источнику, когда ещё не было лечебницы на горе.

У входа в грот кого-то ждали ласты. Того, кто был внутри. Ей говорили, что пещерка маленькая и озерцо в ней чуть больше джакузи. Наверное, там могут поместиться двое или трое, но оказаться с посторонним в одной ванне никому не хотелось. Здесь было принято ждать своей очереди. Она спустилась к морю и стала плескаться у берега.

Однако из пещеры слишком долго никто не выходил.

Она поднялась к тёмному входу, откуда сильно тянуло сероводородом, и осторожно спросила, по-английски, ведь там мог оказаться кто угодно – грек, русский, немец, серб:

– Hello, are you okay?

Ответил тёплый мужской голос:

– Yes, of course. I’ll go out in a minute.

И хотя тот, кто скрывался в пещере, правильно построил фразу, она поняла, что это русский.

Он действительно вышел через минуту. Невысокий, широкоплечий, узкобёдрый. И красный, как вытащенный из кипятка рак, – он явно пересидел в сероводородной ванне. Такими кирпично-красными изображали мужчин минойцы на своих фресках.

– Excuse me… – начал было он, сразу не признав в ней соотечественницу, но тут же поправился: – Место свободно. Извините, если заставил ждать.

– Да что вы! Я и вообще не знаю, решусь ли туда зайти.

– Нет, вы попробуйте. Очень полезно для здоровья. Я принимаю по две ванны в день. Единственное, что спасает от артритов и остеохондроза.

«Не очень-то он похож на страдающего остеохондрозом», – отметила она, мельком глянув на него. А он смотрел на неё прямо, не отрываясь и не таясь.

– Хотя, – он улыбнулся, – вы ещё молоды, вам не понять.

Лицо у него было усталое, но не расплывшееся, а твёрдое, с несколько выдающимся, как будто бросающим вызов, подбородком, с морщинками в углах неярких глаз и около ушей.

Она подумала, что они ровесники. А вслух сказала:

– Ну что ж, рискну.

И вошла в грот. Привыкнув к темноте, осторожно продвинулась вперёд и увидела тускло мерцающее озерцо. Ей пришлось слегка пригнуться, чтобы подойти ближе. Она опустила ногу в тёплую жижу, но погрузиться в неё так и не решилась. Представила, как скала над ней сотрясается и трескается, камни обрушиваются и заваливают вход, и выскочила из пещеры.

Её новый знакомый уже спустился к берегу и надевал ласты. Он обернулся и сделал неопределённое движение рукой, вроде неоконченного взмаха.

А она в обратный путь не торопилась. Обошла берег и нашла местечко между скал, где можно было лечь на плоском валуне, вытянувшись почти в полный рост. Ни с моря, ни с берега лежащего не видно. Пока вокруг никого нет, не возбраняется на время освободиться от купальника, спуститься к морю и окунуться голышом.

Вечером, обойдя с тыла сероводородную лечебницу на горе и сойдя с обрыва по оставшимся ступеням, она сбросила вниз циновку и на следующее утро блаженствовала в уединении с полным комфортом.

Солнце, пылающие камни. Синий небесный купол – парашют, несущий Землю во Вселенной, откуда море кажется голубоватой каплей на ладони. Наполненность и одновременно пустота времени, сладость и горечь. Магия греческого пейзажа, созерцание которого почему-то порождает ощущение, что ты можешь из него исчезнуть в любой момент. Краткая мысль о смерти в юности вызывает острое, почти эротическое наслаждение. С возрастом близость её в обозримом будущем – оледенение и дрожь. А у греков смерть всегда рядом. На ресепшн в отеле висит в траурной рамке фото молодого человека, видимо, сына или племянника хозяев. И даже в самые ослепительные дни здешние женщины ходят в чёрном, они всё время по кому-то носят траур. Боятся ли они смерти или не думают о ней, чужестранцу не понять.