***

Разнять близнецов, словесная перепалка которых с легкостью может перейти в рукоприкладство, пожарить на всех яичницу, помочь Нине заплести косу — это те неменяющиеся дела, с которых начинается каждое мое утро.

— Алёна, скажи ему, что он козел! — Ира хватает со стола ложку и запускает ее в Макса.

— Ха, сама дура. Дура! Влюбилась в этого дрища Пухова! — Максим кривляется и вертит у себя в руках розовую тетрадь

— Он украл мой дневник! — верещит Ира.

— Ничего я не крал, он валялся в зале на диване, под подушкой. Надо было лучше прятать, бестолочь.

— Сам ты…

Ира хмурит лоб, сжимает кулаки и несется на Макса со взглядом, полным решимости. Она его сейчас точно поколотит.

— Прекратите! — ору на них, раздраженно кидая лопатку в раковину.

У меня лютое похмелье. Головная боль жуткая, а они тут устроили серпентарий.

— Алёна, ты сделаешь мне хвостики? — Нина дергает меня за край длинной футболки и уже протягивает свои разноцветные резинки.

— Заплету. Позже. За стол садитесь. Все! — повышаю голос. — Меня бы кто заплел, — бормочу себе под нос. — Ира, с завтрашнего дня ты на завтраках.

— Ладно.

— Макс, отвезешь Нину к бабушке сегодня, — смотрю на брата. Это не просьба, а, как говорит Вадя, прямое поручение, не предполагающее отказа.

— Я не хочу к бабуле, Алёна, — хнычет Нина.

— Тогда останешься сидеть с Максом.

Нина задумчиво рассматривает брата, а потом жалобно смотрит на меня.

— А можно я с тобой?

— Нельзя. Я сегодня иду искать подработку.

— О! Вадя сказал, что я у них в сервисе могу помогать, — вклинивается Макс. — По четыре часа в день. Правда, зарплата маленькая.

— Нормально, — расставляю тарелки, — Нина. — Отбираю у нее раскраски, которые она притащила за стол. — Мы сейчас едим, а не рисуем.

— У меня сегодня девочка придет на занятие. — Ира подхватывает сковороду и раскладывает яичницу по тарелкам, пока я режу хлеб, а Макс заваривает на всех чай. — Переживаю.

— Ты такая крутая у нас. Не бойся, — подбадриваю.

На самом деле кому-кому, но только не нашей Ире переживать. У нее абсолютный слух, она может играть почти на любом инструменте, но предпочитает скрипку. Ходит в музыкалку, собирается поступать в Московскую консерваторию.

Этим летом решила попробовать себя в качестве репетитора.

— Нинка! — Макс закатывает глаза. — Алёнка же сказала, убери свои фломастеры.

— Пусть уже красит, — отмахиваюсь и сажусь за стол. Быстро запихиваю в себя яичницу, вилка за вилкой. — Отец где?

Макс кивает себе за спину.

— В комнате спит, под утро приполз, бухой.

Ничего нового. Так уже третий год. Как мамы не стало, он совсем расклеился. Наличие нас его не останавливает. В те дни, когда он бывает трезвым, на него сваливается чувство вины. Он просит прощения, ходит на работу, играет с мелкими, но хватает его ненадолго. Его так гложет, что он пьет и пускает нас на произвол судьбы, что единственным выходом, заглушить эту боль, по иронии судьбы, является водка. Замкнутый круг…

Последние три года мы живем практически самостоятельно. Отцовская зарплата доходит до нас не всегда, поэтому приходится подрабатывать. Тут Вадик спасает, если честно, у него есть постоянная работа и куча леваков, за которые хорошо платят. Толковый автомеханик без денег никогда не останется.

Дядь Лёша тоже помогает, но, честно говоря, это жутко неудобно, поэтому чаще всего мы отказываемся. Сами справимся. Точно справимся, я знаю.

Мы все дружные, хоть и крикливые. Горой друг за друга. Везде и всегда.

— Так, я в ванную, — поднимаюсь со стула. — Макс, на тебе посуда.

— А хвостики? — вопит Нина.