– Никто меня не слал никуда, я просто ищу, где укрыться, – просипел я. – Сбежать попытался, вот и не вышло.

– Да? Еще б не вышло, тут весь лес в наших волчьих ямах и капканах, – усмехнулся главный. – А волына у тебя откуда, на улице нашел? А живец и спораны, наверное, подбросили?

– Слышь, Бугор, тут ксива, – сказал жиробас, запустив в карман руку. Вынул корочку с гербом, раскрыл и чуть не заорал: – Да он из мусоров, прикинь!

– Дай сюда, – ответил главный, заглянул в документы. – Ты смотри! Суражское РУВД. Чего, в натуре мусор? И имя настоящее назвал – Станислав. Ты кто такой вообще? Реально свежак? Откуда тогда спораны и живец? Отвечай!

– Да, мля, мент! И это очень хреново для тебя! Ты хоть представляешь, что с тобой будет, когда наши узнают? Да тебя на собственных кишках удавят, мудила, – не выдержав, зарычал я. – Тебя даже судить не будут, из-за мук совести сам в камере повесишься.

Я ожидал любой реакции. Что меня начнут избивать, что застрелят на месте – и где-то в глубине души даже надеялся на такой исход. Но то, что произошло, не лезло ни в какие рамки.

Все трое озадаченно глянули на меня, а потом начали смеяться. Не смеяться – ржать. В голос, едва слезы не утирая. Я даже о боли забыл, удивленно вытаращившись на зэков.

Впрочем, о боли мне быстро напомнили, снова пнув по ноге. Я изо всех сил постарался не закричать: не хотелось при этих ублюдках, но сдавленный стон изо рта все же донесся, а на глаза выступили слезы.

– А тут мусорской власти нет, понял, да? – Сухощавый, нагнувшись ко мне, прошептал это буквально на ухо и врезал еще раз, на этот раз в грудь, выбивая дух.

Удары посыпались на меня со всех сторон. Я шипел и корчился. В общем, по поводу их зоновского прошлого я, похоже, не ошибся, и работников правоохранительных органов уроды, очевидно, не любили. А значит, участь меня ждала незавидная. Вполне возможно, что смерть была бы сейчас самым лучшим выходом.

– Вы его так до смерти забьете, – вновь проскрипел Жуткий. – Успокоились бы.

Похоже, от этого парня не по себе было не только мне. Отморозки унялись и оставили в покое мое вопящее от боли тело. Ощущения были отвратительные: тошнило, голова кружилась, перед глазами плавали кроваво-красные пятна, в ушах стучало.

– Блин, ну и че с ним теперь делать? – спросил озадаченный голос толстяка. – Мы ж не довезем его до фермы. Он подохнет еще до того, как мы всех соберем.

– Думать надо, прежде чем что-то делать, – пробурчал Жуткий.

– Влей ему живца в глотку, – ответил сухощавый, который, несмотря на внешность охотника-любителя, оказался полным психом. – Из его же фляги. Тогда, может, доживет до вечера. Если для фермы не сгодится – на фарш пустим.

Мою голову приподняли, перед глазами мелькнуло круглое, как луна, лицо здоровяка. Он надавил на челюсть, заставляя разжать зубы, о которые тут же стукнуло горлышко фляжки. В рот полилась жидкость, которая уже не казалась такой противной, я рефлекторно сделал глоток и чуть не захлебнулся. Похоже, что в меня влили минимум пол-литра этой дряни, но боль очень быстро отступила, а зрение пришло в норму. Я понимал, что эти ощущения обманчивы, стоит мне двинуть ногой, как боль в ней снова вернется. Хоть бы палку какую-то привязали что ли. Ублюдки.

– Руки давай, – сказал жиробас, вынимая из кармана целую кучу пластиковых стяжек. – И это, за спораны и курточку спасибо. Буду самый крутой на базе.

– Она тебе все равно не идет, – просипел я.

– Ну и ладно, значит, сменяю, – невозмутимым голосом ответил он. – Где спораны-то взял?