Приземляясь, Маньяк отоварил им зазевавшегося бегуна. Благодаря скорости, набранной в полёте со второго этажа, удар вышел мощным настолько, что бедолагу бегуна развалило почти пополам – топор прошёл насквозь от головы до паха. Было бы у топора шире лезвие, так и впрямь получилось бы две половинки.

Заражённый, собственно, Маньяку ничем не мешал, и о сборе трофеев с него не могло быть и речи, ведь его собратья сейчас – в количестве немалом, мешая друг другу, – ломились в здание, которое только что покинул Маньяк, да и о когтистом не следовало забывать. А прибил Маньяк несчастную тварь просто потому, что это показалось ему забавным… Из любви к искусству, так сказать.

Объективно сложившаяся ситуация совершенно не располагала к веселью, но Маньяк испытывал сейчас злую радость! Или радостную злость. Нет, он был не просто рад – он был счастлив! Азарт! Адреналин! Чувство собственного превосходства. Превосходства даже над таким непростым соперником, как когтистый. Да, в силе тварь, может, и выигрывала у Маньяка, но в скорости он её превосходил. Может, самую малость, но превосходил! А уж в хитрости и скорости мышления и подавно Маньяк переиграл её. Если б не автомат, заклинивший так не вовремя…