– Какой ещё на хрен долг?! За что?!
– Уймись, обглодыш! Не доводи до греха. – Топор в руке Селёдки угрожающе крутанулся, и меня обдало волной упругого воздуха от мгновенного разгона оружия до пропеллерной скорости.
– У нас всё чётко и по закону. Накосячил – оплачивай свой косяк.
– Да чё я там накосячил-то? Банку самогона разбил – так ей цена от силы пятёрка споранов!
– Это Чучин первач, он особенный.
– Хрен с ним, тогда десять. Но никак не пять сотен!
– Дык, кто ж тебе сказал, что пять сотен за самогон? – ухмыльнулся Селёдка. – Не, обглодыш. Пятьсот споранов ты должен за любезное предоставление тебе под воскрешение этой замечательной кладовки.
– Так я ж не специально, это Система.
– Но стаб-то наш ты выбрал самостоятельно. И тебя, обглодыш, я впервые вижу, хотя всех, кто хоть раз побывал в нашей Малине, запоминаю накрепко – дар у меня такой особенный среди прочих имеется. Получается, ты решил рискнуть и заявился без приглашения в незнакомый стаб. Так?
– Ну, так.
– Для незваных гостей везде тариф повышенный, – хмыкнул Селёдка. – Потому пять сотен, обглодыш, с тебя чисто за мою кладовку… А за пролитый самогон, так и быть, возьму с тебя ещё десять споранов. Итого твой долг составляет пятьсот десять споранов.
– А ты, дядя, похоже, тот ещё разводила, – проворчал я.
– Немедленно уплатить долг тебе нечем, – проигнорировав мою реплику, продолжил Селёдка. – Но у нас в Малине на такой случай имеется лабиринт, где любой может быстро заработать увесистый мешок споранов.
– Млять!
– Я знал, что мы поладим, обглодыш. Пошли, провожу тебя до лабиринта.
Деревянный дом, принятый мною поначалу за обычную просторную избу, оказался настоящим теремом. Вместо привычных коридоров здешние комнаты, как ячейки пчелиных сот, примыкали друг к дружке, образуя единое смежное пространство на весь этаж. Вслед за хозяином мне пришлось пройти с полдюжины комнат подряд, прежде чем, выйдя на приставную уличную лестницу, мы стали спускаться со второго этажа вниз.
Чуча, к счастью, больше не попадалась по дороге, и на улицу мы вышли без приключений.
Если не принимать в расчёт располагающийся в центральной части лубочный терем высокоуровневой пары местных заправил, в гостях у которой мне не повезло возродиться, Малина оказалась обычным стабом, мало чем отличающимся от той же Вешалки. Здесь так же по краям вымощенных брусчаткой улиц, наползая друг на дружку, теснились угрюмые дома-крепости с бойницами вместо окон на верхних этажах и украшенными яркими вывесками дверями баров, ресторанов и прочих развлекательных заведений на первых. Вдоль обочин тут, как везде, громоздились вереницы машин, изуродованных тюнингом из арматурных ежей и стальных щитов. А по узким тротуарам спешили по делам или просто праздно шатались граждане стаба.
Млять! Вот чё, спрашивается, не возродиться мне в доме кого-нибудь из этих бедолаг? Всяко без штрафа тогда б отболтался.
– Вот поэтому и нельзя, – вдруг ответил Селёдка. – Незваный гость должен раскошелиться. А снять штраф с такого кабана, как ты, в Малине немногим по силам.
– Я чё, вслух заговорил?
Вид моей обалдевшей рожи сильно развеселил спутника. Отсмеявшись, Селёдка снизошёл-таки до объяснений:
– Нет, ты молчал. Но так красноречиво зыркал по сторонам, что догадаться, о чём думаешь, было несложно. К тому же ты ведь далеко не первый обглодыш в моём доме. Навидался я вашего брата изрядно, и думки твои для меня – открытая книга.
– Послушай, уважаемый, не надо меня больше обглодышем называть. Не нравится мне это.
– Тю. Мало ли чего тебе, обглодыш, не нравится. У меня правило: пока обглодыш не закрыл штраф, он обглодыш. Точка!