Девушка вырвалась было вперёд, но вдруг резко остановилась. Стоявший полицейский перестал раскачиваться и быстро развернулся на крик. Дёрганными движениями он торопливо направился к их группе. Его автомат болтался на ремне сбоку, но тот будто не замечал оружия. Лицо стража порядка радостно оскалилось, и раздалось уже знакомое урчание. Руки того, что раньше был полицейским, протянулись вперёд, жаждая объятий. Ноги очень торопились, но двигались словно чужие и максимума не выдавали. Нина при виде этого зрелища ойкнула и растерянно попятилась. Остальные тоже остановились.

– Ну, что дооралась? – прошипел сзади Вадим Краснов. – Иди обнимайся теперь.

Олег пошёл вперёд, держа лопату наперевес, словно карабин с примкнутым штыком. Было жутко и страшно. Он был совсем не герой, и бравировать перед сослуживцами в его планы тоже не входило. Да он упокоил ту девушку у гостиницы, но тогда ситуация была чуть иной. Он защищал другого, и нападали вовсе не на него. Это «чуть» меняло всё. Сейчас нужно биться. А какие ещё варианты? По-настоящему, насмерть. Другого выхода не было. И от осознания этого мурашки маршировали под барабанный бой в ушах в сторону левой пятки, вызывая резонансный отклик по всему телу.

Сходиться в рукопашной для него чем-то из ряда вон выходящим не было. Но было несколько «но». Но, во-первых, это были либо тренировочные спарринги, либо соревнования, либо банальные уличные драки. Но, во-вторых, это было давно, и он уже лет пятнадцать, как завязал мутузить груши и спарринг-партнёров, а они соответственно его. Но, в-третьих, никогда на кону не стояла его жизнь. Но, в-четвертых, его противниками всегда были люди. Разные. Сильные, слабые – не важно. Но не чуждые к боли и даже иногда к нормам морали. Сейчас же это нечто, которое двигалось на него, явно не имело целью завладеть кошельком, телефоном или просто набить морду. Было абсолютно очевидно, что бывший полицейский не успокоится, пока не успокоят его самого. Или пока не доберётся до мяса, мяса Олега. И главное, что есть он это мясо собирается с ещё живого тела, а значит, остаться из них должен кто-то один. Весело, да?

Не дойдя до Смирнова каких-то трех метров, бывший полисмен ускорился. Губы ещё больше растянулись в оскале, обнажив жёлтые от никотина зубы.

И тут Олег ошибся. Тыкать лопатой в корпус, закрытый бронежилетом – дело неблагодарное. Эти укурки и так боль игнорируют, а через броню и вовсе внимание не обратят. Руки – тоже не вариант. Остаются голова и ноги. Ведь учили же в своё время: потерявший манёвренность противник – проигравший противник. Не мёртвый, но до этого не далеко. Но дальше Смирнов купился на перспективу решить вопрос одним махом. Баран! Время решил сэкономить!

Он сделал подшаг, за которым последовал выпад. Всё, как когда-то учили. Учили давно, ещё в армии. И вместо лопаты в руках был автомат с примкнутым штык-ножом. Но либо «давно» – оказалось ключевым словом, либо руки от бурлящего в крови адреналина дрогнули, поставленной цели удар не достиг. Отшлифованная до блеска от неоднократного вхождения в грунт стальная пластина, направленная под подбородок нападающего, прошла вскользь. Вместо того, чтобы пробить горло и повредить позвоночник, она оставила на шее бывшего сержанта глубокий разрез, из которого фонтаном брызнула кровь. Но нападающий даже не обратил на это внимания, он вцепился своей пятерней в предплечье Олега и потянул его на себя. Олег развернул черенок лопаты, зажав им руку бывшего полицейского в болевой захват. Но на боль тому было откровенно плевать, как и на захват. Выставив ногу как упор, он потянул свою жертву на себя. «Довыпендривался, дебил? Сейчас тебя жрать будут! Вместе с нами» – хором завопили мурашки, пытаясь перебраться на асфальт. Единственное, что оставалось делать Смирнову – не противиться. Он, наоборот, подался вперёд и прыгнул в сторону мента, и двумя ногами приземлился тому сбоку на коленный сустав выставленной вперёд ноги. Его учили, что это довольно уязвимое место любого живого существа, повреждение которого лишает или сильно ограничивает передвижение этого самого существа.