– Какая-то старая песня, – улыбнулся подошедший вплотную к возлюбленной мужчина. – Может, поставишь музыку, полную африканской страсти?

Танцевал Арк немногим хуже, чем пел, а пел он только в подпитии и только когда очень просили. Ни один из тех, кто просил, больше попыток привлечь Солнечникова к вокальным упражнениям не повторял.

Даже когда был кадетом, во время исполнения строевых песен он старался компенсировать отсутствие музыкального слуха количеством выдаваемых децибел. Проще говоря, орал строевую песню так, что надувались от старания жилы на заднице.

Оказавшись рядом с невестой, он начал нелепо двигать тазом и локтями, демонстрируя полное отсутствие пластики.

В такие моменты Арк особенно остро понимал, что отличается от экзотической красотки, как негатив от позитива, и внешность – последнее, что его волновало. Лия была очень одарённой, музыкальной и, несомненно, талантливой, а он… Ну, он умел немузыкально орать песни. Лия была очень свободолюбива и эмоциональна, Солнечников умел ходить строем. Сомнения накрывали Арка с головой, но, когда мужчина видел свою эфиопскую принцессу, он забывал и о сомнениях, и о… да вообще обо всём. Казалось, что рядом с ней он становится в сотню раз сильнее и даже чуточку музыкальнее.

Ночь прошла словно в тумане. Молодые люди успокоились и уснули только под утро. День также не обещал сюрпризов, однако они всё-таки случились и оказались не самыми приятными.

Спал поверхностно и чутко, но сон, который я видел, был ярким и красочным. Он казался более реальным, чем моё нынешнее чёрно-белое существование. В разуме всё ещё витали обрывки каких-то планов, робкие тени мыслей и бледные призраки надежд того Арка. Развалившись в старом продавленном кресле, я откровенно бессмысленно пялился на покрытые потрескавшейся краской стены, на освещённый утренними лучами не очень чистый линолеум главного цеха.

Сколько я спал? Несколько часов. Нет, больше, ведь задремал я, когда заря только окрасила горизонт. Сейчас всё ещё утро. Видимо, отдых продлился недолго, но мне хватило и этого.

Чувствовал я себя всё ещё далёким от нормы, однако спать больше не хотелось. Помогло «лекарство», которое дал мне случайный встречный, или роль сыграли обильная пища и какой-никакой отдых, было неясно, тем не менее мне стало значительно лучше.

Поднявшееся было настроение вновь обрушилось после того, как я попил минералки и обнаружил, что шатается ещё один зуб. Если так и дальше пойдёт, то ходить мне беззубым. Конечно, отрастут новые, но, пока это произойдет, мне будет нечем жевать. В промышленном помещении царила тишина, и я решил ещё подремать, но сон упорно не шёл. В голову лезли различные непрошеные мысли, самой гадкой из коих была нашёптывающая, что всё, окружающее меня, нереально, и дело во мне, съехавшем с катушек из-за размаха больной фантазии. Теплилась робкая надежда – может, происходящее вокруг – забористая галлюцинация, усугублённая амнезией? Ага… А чья отрубленная рука валяется у двери заднего входа? Неужели я оттяпал конечность санитару из дурдома? Это, скорее, уже лапа, и она более чем реальна и на плод воображения совсем не походит.

А незнакомый мужик, давший мне выпить живуна? Ведь он-то вполне реален. Брошюрка до сих пор у меня в кармане лежит, она тоже осязаема и вещественна. Я, конечно, не стану утверждать, что с ума сходят поодиночке, ведь была «эпидемия» психических расстройств в Матушке России на рубеже семнадцатого и восемнадцатого веков. Называлась она почти ласково – «кликушество». Утверждают, что психика людей не выдержала церковных реформ, так как церковь воспринималась чем-то постоянным и незыблемым. Может, и так, но было это очень давно, и что вызвало психические отклонения, точно неизвестно.