Об этом «потом» и говорит стоящая передо мной прихожанка.

– Все стало серым, скучным, пустым каким-то. И я сама – такой же. Мне ничего не интересно, кажется, что больше никогда уже не будет чего-то хорошего, жизнь кончилась. Она и правда кончилась, теперь только доживать?

– Нет, неправда.

Но может и правдой стать.

Мне так близко все то, о чем она говорит. И я так ей на самом деле благодарен! И мне знакомо это старение, это ощущение того, что жизнь уже кончилась и ничего больше не будет. Однажды я это переживал, дважды, трижды? Многажды!..

И точно скажу – когда. И почему.

Точно – не по времени, по обстоятельствам. Тогда, когда поглощала меня эта жизнь с ее заботами, прискорбностями, когда отягощалось мое сердце печалями житейскими (см.: Лк 8, 5–15), когда прибивали они меня к земле, когда и сам я потому становился землей. Когда, без меры отягощенный всем этим, забывал я о Боге… Или иначе – когда память о Нем переставала быть живой, когда она становилась «просто» памятью.

Но сколько же раз и другое было! Сколько раз сбывалось это чудное, не заслуженное никак обетование: обновится яко орля юность твоя (Пс 102, 5)! Сбывалось, когда хватало сил, решимости сказать всему окружающему: «Подожди!» И словно забыть о нем, обратившись к Тому, в Чьих руках все. И не потому обратившись, что нужно со всем этим «забытым» разобраться, по полочкам его разложить, а потому, что душа по Нему соскучилась, исстрадалась, к Нему наконец устремилась.

Устремилась и – разом помолодела! Словно не было ничего – ни разочарований, ни утраченных иллюзий, ни пережитых предательств, словно сердце от боли, несправедливости, жестокости мира не покрывалось прежде защитным панцирем, коркой, не делалось бесчувственным, холодным – только бы больше не страдать!

И вернулось это удивительное чувство – ты ребенок. Тот самый, один из тех, кому Царство Небесное обещано. А как иначе можно себя ощущать, когда ты снова рядом с Отцом?

Ведь мы стареем вдали от Него, а стоит приблизиться к Нему, и снова – дети. К Нему… К Тому, Кто обещал ученикам и последователям Своим вечную жизнь. Вечную и нестареемую.

Период пения Цветной Триоди очень насыщенный – не так, как Триоди Постной, но по-своему, иначе. Сначала – ощущение пребывающей в наших сердцах пасхальной радости, потом Вознесение, в котором и расставание, и пребывание с нами во все дни до скончания века (Мф 28, 20), затем – ожидание исполнения обетования об облечении силою свыше (см.: Лк 24, 49). И при этом какое-то неуловимое, до конца не понятное скучание. Только когда раздается наконец за всенощной в субботу вечером «Царю Небесный, Утешителю…», когда подхватывает знакомые, такие родные слова весь храм, становится вдруг ясно – вот по чему скучала душа: по этой молитве. По утешению. По нему она на самом деле всегда скучает.

Многое должно нас утешать. Наша вера. Любовь Божия. Молитва как таковая. Чтение Священного Писания. Причащение Святых Христовых Таин. Должно. Но, положа руку на сердце, разве редко бывает так, что мы привыкаем? К вере. К тому, что Господь нас любит. Молимся, читаем Евангелие и святых отцов так же привычно. Так же привычно причащаемся. Человек такое чудное существо: может привыкнуть ко всему. Привыкает к плохому и уже не так им тяготится. Привыкает к хорошему и перестает радоваться и благодарить. И живет очень часто вот так – по привычке, по инерции. И то, что должно быть содержанием бытия, становится фоном.

Но рано или поздно Господь попускает встряску, искушение – внешнее, когда уязвляют и ранят нас какие-то заставляющие испытывать скорбь обстоятельства. Или незаметное глазу постороннему, но изнутри буквально съедающее наше сердце. Тоска, печаль, уныние, доходящее до отчаяния, – кто их из нас, верующих, казалось бы, людей, никогда не испытывал?