– Вот же, черт! – присоединилась к всеобщему негодованию Кира.

– Вы встречаете или улетаете? – спросил сосед по столику.

– Встречаю, – вздохнула она горестно-безнадежно.

– Вот и я встречаю, если это можно так назвать, – поддержал пессимизм соседки мужчина.

– А вы какой рейс ждете? – оживилась Кира и наконец-то удостоила соседа заинтересованным взглядом.

И… забыла дышать, схлопотав мгновенный шок от узнавания! Может, и рот открыла, и глаза выпучила неосознанно, хорошо, он не видел, отвлеченный официанткой, размещающей на небольшом пространстве столика Кирин заказ. А Кира…

Дышать она вспомнила, и даже рот закрыла, и с первым шоком справилась, но, как ни старалась, совладать с рвущейся улыбкой не могла! Вот не могла и все!

И осмыслить и поверить не могла никак, что вот так просто сидит с ним за одним столиком! Вот реально! В жизни! И так запросто, так близко!

– Я встречаю триста двадцать пятый из Москвы, – ответил объект шокового узнавания на ее вопрос, как только расстановка тарелок была закончена и отошла официантка.

– Я тоже, – радостно, как праздничную речовку, произнесла Кира и, не удержавшись, звеня голосом и сияя глазами, сообщила: – Вы Николай Крайнов!

Выражение его лица мгновенно изменилось! Из дружелюбного товарища по несчастью он сразу превратился в отстраненного холодного мужика, дистанцировавшегося на километры жизни. Сосед недобро глянул на нее и неприязненно спросил:

– Мы встречались?

– Да! – радостно улыбалась Кира.

– Это вряд ли, – холодил тоном мужчина, только что не кривясь от досады. – У меня хорошая память на лица, вас я не помню.

Сказал, подчеркивая дистанцию между ними, даже движение корпусом сделал весьма однозначное – встать и уйти, подальше от внимания девушки, явно навязчивой.

Она помнила, когда у него делалось такое выражение лица.

В той, другой его жизни, когда Николай давал многочисленные интервью, у него всегда лицо становилось таким – отстраненным, предупреждающе холодным, словно заледеневшая маска, если журналисты задавали ему нетактичные или откровенно наглые вопросы о личной жизни. Он изменился с того времени и выглядел старше своих лет, не в том смысле, что потертый и постаревший раньше времени, а словно мудрость какую-то приобрел, тайну познал, преодолев испытания нелегкие. Наверняка так оно и было.

А Кира, догадавшись о направлении его мыслей и возникших предположений на ее счет, развеселилась еще пуще:

– Да вы не беспокойтесь, Николай, я не принадлежу к числу ваших бывших девушек и многочисленных поклонниц. Мы познакомились с вами чуть раньше вашей мировой славы, – все улыбалась и улыбалась она, не обращая внимания на неприкрытую холодность и нежелание мужчины беседовать дальше. – Мне было четырнадцать лет, вам шестнадцать, и вы катали меня на велосипеде в дачном поселке и, кажется, были в меня влюблены!

Он остановился, уже почти поднявшись из-за стола, сел обратно, внимательно присмотрелся к ней, видимо, вспомнив что-то такое из изложенных ею фактов, и удивленно спросил:

– Вы Кира?

– Да! – она кивнула, продолжая излучать радость.

– Я помню, – не устоял перед напором ее радости и сдержанно улыбнулся в ответ Николай Крайнов. – У вас была странная фамилия…

Он свел брови, как делают люди, стараясь припомнить нечто, что вертится в голове совсем близко, только не ухватишь никак – ускользает, и даже жест своеобразный рукой сделал, сопутствующий процессу вспоминания.

– Белая! – ткнул он в ее сторону указующим перстом, как и положено, радуясь силе своей памяти, и теперь уж открыто улыбнулся ей навстречу. – Кира Белая! И еще вы очень красиво играли на пианино, а мы с пацанами перелезали через забор и подслушивали под окнами, попутно воровали ужасно вкусную сливу с вашего же дерева и ели, пока слушали!