– Спасибо, что подвез.

– Всегда рад помочь.

Настя не стала задерживать на мне ни свой взгляд, ни свое присутствие в машине. Поэтому она быстренько, в темпе вальса, вышла из нее, напоследок одарив меня милой улыбкой, и быстрым шагом побежала домой. А я…

Я сидел в машине и смотрел на нее, не отводя взгляда. Дождался, пока она зашла в подъезд, и только потом тронулся с места.

Меня все еще трясло от мысли, что я с Даней ехала в машине.

Трясло от того, как он смотрел на меня, и мне казалось, что я до сих пор чувствовала его взгляд на своей коже. Голова шла кругом, и я старалась не показать родителям, что чем-то взволнована.

– Ну и погодка, – рявкнул отец, подцепливая вилкой макароны. – Льет как из ведра. А я хотел в машине покопаться.

– Завтра покопаешься, – мама суетилась, ставя на стол тарелку с нарезанными овощами. – Прям, необходимость какая-то!

Единственным, чем были заняты мои мысли, – это Даней. Его словами и вчерашним сообщением, которое что-то передернуло внутри. Его намерения для меня были загадочными. Мне казалось, что я всё это придумываю в своей голове: строю воздушные замки, где мы с Даней – счастливы. А по факту это лишь иллюзия, которую я стараюсь возвести вокруг себя, отгородившись от правды, что не хочу принимать всем сердцем.

– Милая, – голос мамы заставил меня вынырнуть из своих мыслей. – Ты даже не притронулась к еде. Всё хорошо?

– Да, – лгу на автомате.

Нет, не хорошо. Всё очень плохо. И я теперь не знаю, как смотреть в глаза Дани после того, как он решился немного открыть для меня свой мир. Впустить за дверь, на долю секунды, и взглянуть. Это было опьяняюще и в то же время боязно.

Мамам нахмурилась.

– Ты какая-то странная всю эту неделю.

– Просто много задают в универе, – макароны с сыром казались мне безвкусными. Даже апельсиновый сок был таким же – пресным. А еще от лжи, которую я произнесла, щипало на кончике языка.

– Ну, если хочешь, останься завтра дома, – сказал отец и мама его пихнула в бок.

– Нельзя пропускать обучение!

– Ой, цветочек, – папа всегда так называл маму, даже когда она злилась, – что ты начинаешь “нельзя пропускать обучение, нельзя делать то…”. Девочка кроме университета и дома ничего не видела толком. Пускай отдохнет.

Мама злилась. Ее ноздри пыхтели, как у разъярённого быка, а вот папа совершенно спокойно продолжал есть макароны.

– Не слушай его, Настюш. Он головой поехал со своими железяками.

Папа скорчил рожицу, мол: «Она меня достала».

– Ты так говоришь, будто бы хочешь отдать ее в монастырь. Завтра спи сколько угодно, поняла? Я тебе разрешаю.

– Витя…

– Люб, вспомни себя! Вспомни нас, как мы прогуливали универ ради того, чтобы насладиться жизнью. Ты хочешь забрать и это у дочери, вечно держа ребенка в ежовых рукавицах? Тебе что, не хватило восемнадцать лет контролировать каждый ее шаг? – Отец ждал, чтобы мама согласилась с ним.

Вообще, они ссорились нечасто. Даже сейчас это было похоже не на ссору, а просто серьезный разговор, в котором я была лишь свидетелем. Мама ничего не ответила, просто продолжила есть ужин.

– Если захочешь остаться дома и выспаться, то оставайся. Нельзя же гробить свое здоровье ради каких-то знаний.

Нет, отец всегда желал мне самого лучшего, но он в то же время знал, что отдых тоже нужен. Нужен хотя бы по той причине, что на мне, кажется, не было лица. Конечно, утром рано встаю и еду в универ, следом, дай бог, мы с Евой куда-то прогуляемся на часик, и вновь домой, чтобы заняться домашним заданием.

Разве это жизнь? Нет, конечно. После того как я десятый и одиннадцатый класс провела по уши в репетиторах, то меня и впрямь тошнило от учебы, которая казалась как снежный ком, что летел с самого верха вместе со мной. И чем ниже он спускался, тем сильнее я чувствовала эмоциональную усталость в голове.