— А жаль, — ничуть не расстроился он. 

Ответ Инночки утонул в шуме прозвеневшего звонка, а весь класс ломанулся на выход. Одна лишь я задержалась возле учительского стола.

— Чего тебе, Соня? — устало спросила англичанка, закидывая вещи в свою сумку.

— А у меня точно пять? — глупо уточнила я.

Она пожала плечами, придвинув мне пачку самостоятельных, мол, смотри сама.

На листочке с моей работой ожидаемо красовалась красная двойка. Я уже собиралась сообщить об этом (не то чтобы я за честность, просто бытовая глупость — моя коронная черта), но вовремя обратила внимание на уголок листа, где вместо фамилии «Романова» чёрным маркером было подписано: «Ромочка».  

 

***

Следующий день начался с грандиозных планов поймать Чернова перед уроками и выяснить, что это было. Гордость буквально требовала во всём признаться Инне Алексеевне. Окажись на её месте Маргарита Дмитриевна, которую ни в коем случае не хотелось обманывать, я бы, наверное, так и поступила. Но Инночка и близко не походила на нашу классную, и я была более чем уверена, что ей плевать на то, кто из нас как учится. Ну или же я себя таким образом просто успокаивала.

В школу пришла с шоколадкой в кармане, спустив на неё те самые сто рублей, отложенные на поход к парикмахеру, и убеждая себя в том, что элементарно не хочу быть обязанной ему. Долго топталась у входа, выглядывая знакомую фигуру. Фигура появилась ближе к звонку, правда, не одна, а в большой и шумной компании, что явилось для меня полной неожиданностью. Их было шестеро — четверо парней и две белокурые близняшки с огромными портфелями, которые бывают только у первоклассников. Парни совершенно случайно тоже оказались знакомыми… все. И если с Кириллом было всё понятно, то присутствие двух старшеклассников, с которыми я не так давно столкнулась в коридоре, меня несколько обескуражило. 

Я даже за угол спряталась, чтобы без всякого зазрения совести наблюдать за ними. 

Они смотрелись забавно. Впервые я видела жизнерадостного Рому. Не притворяющегося, что он обычно с успехом проделывал в присутствии одноклассников, а действительно довольного и весёлого. Даже черты его лица казались не столь резкими. Не знаю, насколько моё мнение разделял Стас — а это был именно он, — судя по всему, его-то как раз порядком раздражали действия (или слова) Ромы. В этот момент мне даже захотелось подойти и похлопать его по плечу в знак солидарности.

Человек со странным именем Дам стоял здесь же и с неприкрытым снисхождением поглядывал на своих спутников, параллельно помогая девочкам, которые старательно переобувались, — держал их ранцы.

Неизвестно, сколько бы я ещё подглядывала за ними, если бы в кармане джинсов не зазвонил телефон.

Удивительно, но звонила мама. Обычно у неё были проблемы с техникой. Хотя, будем честны, с чем именно у неё не бывало проблем?

— Да, — не совсем приветливо буркнула в трубку.

— Сонечка, — не очень внятно проговорила она, — ты покушала? Тепло одета? У тебя хорошо всё ли? 

Вопросы сыпались как из рога изобилия, слова путались местами, а темп речи скакал то вверх, то вниз, вызывая во мне жгучее желание зажмуриться. Отмахиваться от мысли, что матери становится хуже, становилось всё труднее.

— Всё хорошо, — отчеканила я, чувствуя, как тяжелеет челюсть, будто в нежелании отвечать.

— А хочешь сладенького я тебе сегодня куплю? Девочкам маленьким есть надо хорошо…

— Нет, мам, не хочу.

— Но если они придут за тобой?

— Ма, кто «они»?

В трубке повисло напряжённое молчание, а я вдруг с удивлением уставилась на незанятую телефоном руку: пальцы были сжаты настолько сильно, что болезненно впились в ладонь.