О чем я переживаю? Доктор Харви говорит, что с ним все нормально. Дэвид считает, что с ним все нормально. Я уверена, что с ним все нормально.

Господи, кого я пытаюсь обмануть?

Бет вот уже двадцать минут рассеянно созерцает содержимое своего стенного шкафа, что примерно на девятнадцать с половиной минут больше того времени, которое она обыкновенно посвящает этому занятию. Шкаф представляет собой скромного размера четырехугольную нишу в стене с раздвижными дверями. Вдоль всей его длины тянется одна-единственная штанга, а над ней – одна-единственная полка. Ничего особенного. Половина Бет слева, половина Джимми – справа. Вернее, была справа.

Она сдвигает обе дверцы влево, открывая правую сторону – пустую штангу, клочья пыли на полу, – у нее никак не доходят руки здесь пропылесосить. Она годами жаловалась Джимми на то, что их шкаф слишком тесный. И только что слюни не пускала на гардеробную, которую Микки сделал для Джилл. (Там есть даже оттоманка посередине, чтобы можно было сидеть. Сидеть!) Теперь Бет получила, что хотела, места для ее вещей стало вдвое больше, но она не может заставить себя передвинуть свои вешалки на его половину штанги или переставить свою обувь на его половину пола. Просто не может.

Она сдвигает дверцы вправо и возвращается к насущной проблеме. Что же ей надеть? Как и во всем остальном доме, на принадлежащей Бет половине шкафа царит безупречный порядок. Все вешалки одинаковые – белые, пластмассовые и смотрят в одну и ту же сторону. Слева направо висят майки, потом футболки с короткими рукавами, футболки с длинными рукавами и юбки. Толстовки и свитеры сложены аккуратной стопочкой на полке над штангой, а обувь выстроена в два ряда на полу. По одной паре каждого вида: кроссовки, сноубутсы, кожаные сапоги, сабо, туфли на невысоком каблучке, босоножки, шлепанцы. Кроме кроссовок, которые когда-то были белыми, но давно уже посерели, вся ее обувь черного цвета.

В ее шкафу практически все черное. Не стильное черное. Не по-нью-йоркски шикарное черное. И даже не готическое черное. Все просто черное. Скучное и безопасное, абсолютно неинтересное черное. Делающее невидимой черное. А что не черное, то серое или белое.

Она перебирает свои футболки: прямые хлопковые с вырезом под горло и водолазки. Свитеры у нее длинные и бесформенные. Все они прикрывают задницу. Она прикладывает к груди черную футболку, которая неплохо смотрелась бы с джинсами. Но джинсы у нее недостаточно нарядные для «Солта». Они растянутые, практичные и удобные, отлично подходящие для того, чтобы водить в них минивэн, делать уборку, сидеть на диване или работать в саду, но неподходящие для того, чтобы пойти в них в «Солт». Совершенно неподходящие.

Бет вытаскивает из шкафа свои единственные два платья и кладет их рядышком на кровати. Они оба черные, но на «маленькое черное платье» не тянет ни одно. Первое она надевает на похороны – вырез под самое горло, длинные рукава, прямой фасон, длина до щиколоток. Изначально она купила его на похороны отца Джимми, потому что оно показалось ей приличным и неброским и ей нравилось, что оно ничем не привлекало к ней внимания, но сейчас, разглядывая его, она испытывает смущение. Оно выглядит как костюм для школьного спектакля, и спектакль этот о засидевшейся в старых девах квакерше из семнадцатого века.

Она переводит взгляд на другое платье в надежде, что оно ее выручит. Оно с овальным вырезом, короткими рукавами, завышенной талией и струящейся юбкой чуть ниже колена. А что, неплохо. Может, и подойдет. Оно даже миленькое. Она прикладывает его к груди и разглядывает себя в большом зеркале на двери своей спальни, пытаясь понять, как она выглядит, но внезапно вспоминает, когда в последний раз надевала его, и все ее мечты о том, чтобы выглядеть в нем мило, разбиваются вдребезги. Она бросает взгляд на ярлычок. «Мими матернити». В последний раз она надевала это платье, когда ждала Грейси. Она не может пойти в «Солт» в платье для беременных, даже если это самый сексуальный предмет одежды в ее гардеробе и этикетки никто не увидит.