Это Золушкина собеседница. Она учится в том же классе, что и я. Только я не помню ее имени. Вспомнила, она была из тех, кто не надевал серую одежду, явно положенную по правилам. Как же ее зовут?

— Ваше высочество, оставь эту злодейку. — Золушка последнее слово произнесла без должного почтения.

И пусть передо мной стояли принцессы, но я не могла дать моему злодейскому образу разбиться на осколки. Иначе они поймут, что бояться нечего, и уничтожат одним заклинанием.

— Ну почему спасаю? Вовсе нет. — Кот, вальяжно лежавший до моих слов, напрягся. Интересно, а откуда эта принцесска была в курсе, что я спасла беднягу? Не она ли запихнула его за окно? Хотя тогда бы точно вывозилась в грязи. — Мне просто срочно требовался экземпляр… на опыты. А он самый удачный — для депиляции.

Золушка покраснела, кот попытался вырваться. Я стиснула тушку в руках и изобразила максимально широкую улыбку. Принцесски вздрогнули.

— Ваше высочество. Ваше высочество. — Золушка вот сразу впечатлилась, в отличие от второй, которая только слегка прищурилась. — Да давай же, Рапунцель! Уходим. Мы на занятие танцами опаздываем.

Так я поняла, что на танцы надевают явно не обычную форму, вторая принцесска — это Рапунцель, а Золушка, скорее всего, была ниже по положению этой Рапунцель. Ведь в голосе Золушки, кроме последней фразы, было больше благоговения, чем у подруги. Волосы Рапунцель, кстати, не такие уж длинные. Примерно как мои. И были русыми, а не золотыми. Среди нас двоих на Рапунцель больше тянула я.

Ну почему папа не назвал меня Рапунцель? Были хотя бы какие-то послабления, которые явно существовали у этой принцессы. А еще лучше бы назвал Снежаной, и вообще ничего из этого ужаса со мной бы не произошло.

Кот дернулся убежать, но я держала крепко. К тому же он больше не пытался выпустить когти. А мне жалко было его отпускать такого грязного. Когда грязь засохнет, ему будет очень больно от того, какой тяжелой и тянущей станет шерсть. К тому же раз тут есть кот, значит, можно заводить животных. Как бы Кощея уговорить на то, чтобы приютить беднягу? Да так, чтобы не пришлось ничего воровать. Я вспоминала папу, и руки опускались (кот даже мявкнул от неудобной позы). Что я только не испробовала: и просьбы, и давление на жалость, и чувство стыда, истерики, целовашки и обнимашки. Последние практически сработали, все-таки отец не был привычен отказывать дочерям… но в итоге мне разрешили только выгуливать соседских собак. Так что настраивалась я на громкую битву.

Лучше всего, конечно, работала убежденность в благородстве. Стоило брату или отцу намекнуть, какие они сильные, добрые и классные, — часто даже просить уже не надо было. Но как я подобное скажу великому русскому злодею, а?

— О, ты такой прекрасный и добрый спаситель, не можешь же ты оставить бедную животинку…

— Это кто у нас такой замечательный?

Я не ожидала вопроса, так как, увлекшись мыслями, не заметила, что в пустом коридоре кто-то появился.

— Кощей, — на автомате ответила честно. Моим собеседником оказался Акела. Он приподнял одну бровь, потом вторую. Смотрел на меня не моргая секунд тридцать, понял, что я искренне, сделал два шага назад и рванул от меня подальше.

Даже не спросил, о какой животинке речь. Может, о себе подумал? Я представила, как Кощей подбегает к высокой башне, сражается тростью с драконом, побеждает и кричит: «Скинь, прекрасный, свои волосы».

Рядом раздался шум. Оглядевшись, поняла, что коридор-то уже людный. И рядом на полу лежал Буратино с большими-большими глазами. Почему-то с волосами. Тут наращивание есть, что ли? Бедолага выглядел совсем уж страдающим. Ударился, наверно, больно. Наклонилась над ним: