Советский Союз стал первым в мире государством, легализовавшим аборты. Впрочем, не совсем. Аборты разрешили во Франции, но лишь во время «великой французской революции». За этим исключением во всех странах они влекли уголовное наказание. Но в 1920 г. большевики сняли запрет. Практика абортов хорошо сочеталась с идеями о «свободе» женщины, ее «равноправии» с мужчинами. Она должна быть «личностью», полноценным строителем социализма, должна идейно развиваться. А деторождение, вроде бы, мешало, низводило женщину до «животных» функций. Нередко к подобному решению подталкивали подчиненных женщин начальники – дело важнее, не время из строя выбывать. Аборты становились «естественным выходом» в отвратительных бытовых условиях бараков и коммуналок. А советские больницы распахивали двери для всех желающих. Избавиться от ребенка? Медицинская пропаганда разъясняла, как это просто, быстро, почти безопасно.

Ширился и самый вульгарный разврат, чему способствовала обстановка нэпа. Разгул жуликов и «бизнесменов», их ресторанные кутежи с певичками и танцовщицами соблазняли партийных и советских функционеров. Они-то были «главнее» нэпманов. Почему было им не жить так же «красиво»? Они себе обеспечивали аналогичные удовольствия – за закрытыми дверями отдельных кабинетов ресторанов, организуя тайные притоны. Такие начальники на местах чувствовали себя всесильными. «Рука руку мыла», функционеры покрывали друг друга, с ними были связаны и карательные органы. А человека, проявившего недовольство, можно было отправить в чрезвычайку, оклеветать, и попробуй найди правду.

Нэп стал передышкой между периодами крутых «встрясок», но не принес стране ни сытости, ни благосостояния. Не принес он и никаких «свобод». Любое инакомыслие пресекалось, даже внутри партии. Еще в 1921 г. в ходе борьбы с «рабочей оппозицией» Ленин провел на XI съезде РКП(б) постановление «Единство партии» о недопустимости фракций. Отныне за отклонение от центральной линии грозили наказания вплоть до исключения из партийных рядов. Нэп не принес и социальной стабильности. Даже рядовые коммунисты чувствовали себя обманутыми. Они прошли гражданскую войну, победили – и не имели ничего, кроме рваных шинелей и разбитых сапог. Зато их начальство барствовало, бесились с жиру нэпманы. Напрашивался вопрос: «За что боролись?»

Но и в руководстве партии взгляды на нэп различались. Основным критерием стратегии признавался ленинизм, арбитром во всех спорах становился мертвый Ленин – точнее, его цитаты. А они существовали в самом широком диапазоне. Желая успокоить народ, Владимир Ильич публично заявлял, что нэп «всерьез и надолго». Но он же в марте 1922 г., на XI съезде партии, прямо указывал, что «отступление», длившееся год, закончено, и на повестку для ставилась «перегруппировка сил» для новой атаки.

Выход из экономического развала был один – индустриализация. Но как ее осуществлять? Одно крыло руководства во главе с идеологом Бухариным и председателем Совнаркома Рыковым стояло за то, чтобы продолжать и углублять нэп, а индустриализацию вести плавно, постепенно. Другое – Троцкий, Зиновьев, Каменев – считало, что нэп пора сворачивать, возобновить наступление на крестьянство и штурмовать развитие индустрии. Но вдобавок увязывало данные процессы с «мировой революцией». Доказывало, что технологии и оборудование для тяжелой промышленности можно получить только на Западе. За это надо платить зерном, сырьем. Но цены на мировом рынке диктует капиталистическое окружение. Стало быть, от него зависят валютные поступления, необходимые для индустриализации. Получался замкнутый круг, из которого без «мировой революции» не выйти.