Татьяна только вздохнула у двери.
– Не охала бы ты, голубушка, а садилась бы с нами, – осторожно сказал Корнеич. – И стабилизировала бы состояние нервной системы, как любит говорить почтенная Аида.
– Стабилизируйте сами, у меня куча дел. Сейчас дам рюмки и пойду гладить белье… Даня, а ты…
– Я помню… – быстро сказал Корнеич.
3
Каперанг завладел «Балтийским ветром» и начал разливать по рюмкам.
– Мне половинку, – неловко попросил Кинтель. – Головушку берегу…
– А мне пока вовсе не надо, – виновато сказал Корнеич.
– Чего так, Даня? – удивился Каховский. – В прошлый раз ты вроде бы…
– Ну… так… – Корнеич посмотрел на дверь. – Обстоятельства… Я позже, когда вернется Ромка…
Все молчали вопросительно, и Корнеич нехотя объяснил:
– Этот обормот отправился с друзьями на концерт группы «Сигизмунд Кара», во Дворец спорта. И Татьяна заранее не в себе: не случилось бы чего. На таких сборищах это и правда случается, фанаты там всякие и тому подобное… Ну и… если что, придется, может быть, куда-то бежать, вытягивать за уши. При этом лучше не дышать спиртным в сторону представителей власти, сам станешь виноватым… Так рассуждает Ромочкина мама. Опыт показывает, что есть в ее доводах некая истина…
– Даня, ты и сам, по-моему, малость нервничаешь, – проницательно сказал Каховский.
– Пока нет. Буду после десяти, если этот… дирижаблестроитель не вернется вовремя.
Каперанг с грустью поставил бутылку.
– Долго не пробовать тебе балтийской «аква-виты»…
– Буду пока «Аква минерале». А вы давайте.
Они чокнулись (Корнеич – пузырящейся водичкой).
– За встречу, господа флагманы…
Пожевали, одобрили Татьянин салат с кальмарами и селедку под майонезом. Корнеич повернул бутылку этикеткой к себе.
– Не бойся, оставим, – улыбнулся Каховский.
– Не боюсь… Ты эту штуку вез из Петербурга?
– Оттуда, с берегов туманной Балтики…
– Сережа, а как тебя вообще занесло на эти берега? – спросил Каперанг, цепляя вилкой новую дозу салата. – Казалось, на всю жизнь окопался в Херсонесе.
– Ну, дорогие мои… когда-то мне тоже казалось. А потом стало ясно, что одним Херсонесом жив не будешь. Выявилась одна тема, которая… ну не надо, а то я заведу пластинку… Кроме того, ряд сопутствующих обстоятельств. Заграница там теперь… Да и осточертела грызня с одним старым оппонентом, который приходится мне дальним родственником и которого я звал в детстве дядей Витей. Тоже археолог… и большая сволочь, между нами говоря. Это я понял еще в свои двенадцать лет…
Каперанг и Корнеич покивали: мол, помним эту историю. Кинтель молча жевал салат, спрашивать считал невежливым. Корнеич (чтобы не думали, будто волнуется за Ромку), весело подцепил Каховского:
– Ну да, профессор, у тебя теперь другие масштабы. Вавилон и Теночтитлан, тибетские и египетские пирамиды…
– И крымские, кстати. Загадка из загадок… Но не в пирамидах дело…
– А в чем? – не удержался Кинтель.
– Ну… вы сами потянули меня за язык… – Каховский зашевелил плечами, сбросил пиджак, накинул на спинку стула. И… словно помолодел. Заблестел очками. – Если говорить кратко, дело в календарях. В тех, что находят при разных раскопках, в разных местах матушки-планеты. Казалось бы, вовсе они разные. Что общего у календаря на стене Софийского собора и знаменитого календаря ацтеков? Первый – вроде тюремной азбуки-бестужевки, второй – этакое громадное каменное колесо с массой хитрых изображений… Или, скажем, круги на пшеничных полях. Очень похоже, что это тоже календари, спроецированные из космоса…
– Общего, наверно, много, – заметил Каперанг, снова звякая горлышком о рюмки. – Все они помогают разобраться со временем…