Затем горничная опять натирает меня сильно пахнущей жидкостью, расчесывает волосы, плотно завязав их в косу, надевает на меня длинную, простую, с воротником под горло ночную рубашку. Апофеоз всего – чепец на голову. Н-да. Монашки в монастырях, наверное, так же одеваются перед сном. Только меня не на постриг, вроде, готовят, а к ночи с мужем.

Да, за мою короткую жизнь на Земле, у меня не было парня, не было отношений, я никогда не целовалась. И, тем не менее, даже мне понятно, что подобное облачение – странный выбор для брачного ложа.

Может так принято у оборотней? Эй, мозг, пошли мне хоть один флэшбэк, чтобы я начала понимать, что к чему. Тишина в ответ. Ладно, буду справляться сама.

Девушки уходят, затушив свечи и оставив меня одну в полной темноте. В окно светит луна, постепенно глаза привыкают, и я уже вижу очертания комнаты и предметов. Камин в спальне почти догорел, дрова шипят и постреливают, прогорая.

Мне страшно и неловко. Стыдно и любопытно. Мой первый раз. Озябшими от волнения пальцами, натягиваю одеяло повыше. Слышу, как скрипнула дверь, и замираю, страшась даже выдохнуть. На фоне окна появляется мужской силуэт. Он медленно подходит к кровати, наклоняется и стягивает с меня одеяло, в которое я судорожно пытаюсь вцепиться непослушными пальцами.

Вердан, а это он, садится на кровать. Проводит руками по моим ногам, задирая подол ночной рубашки до середины бедра. Сильными ладонями раздвигает мои ноги и ложится между ними. И все это в темноте и полнейшей тишине. Мое сердце испуганно стучит где-то в горле, зябкие от волнения руки крепко сжимают ночную рубашку на груди. Слышно его тяжелое дыхание и мое поверхностное, прерывистое.

Вердан упирается локтями по обеим сторонам от моей головы, и я понимаю, что сейчас буду отдавать супружеский долг. Именно ДОЛГ. Ни о каких чувствах тут речь не идет. Даже страсти нет. Все холодно и машинально, словно два робота.

Протягиваю руку и касаюсь его шеи. Она горячая, а под моей ладонью бешено бьется жилка, сигнализируя, что муж не настолько равнодушен, как хочет казаться. Ласково провожу пальцами вверх, но их перехватывает мужская ладонь, крепко сжимает, а потом отбрасывает от себя.

- Не смей касаться меня! – зло рычит в ухо тот, кто по идее должен быть мне ближе всех.

И я не выдерживаю. Сквозь стиснутые зубы из меня вырывается всхлип. Сначала тихий, а потом еще один, но уже громкий. А дальше, словно прорывает плотину, всю горечь и разочарование выливаю я в судорожных, горьких рыданиях, от которых сотрясается все мое тело и пекут глаза.

Вердан отодвигается от меня мгновенно, как будто я прокаженная, а не плачущая. Словно сквозь вату слышу его слова, в них нет злости, просто усталость и обреченность:

- Ты опять нарушаешь договор. В который раз. Я не насильник, мне противна эта роль, которую ты навязываешь. В последний раз оставляю тебе выбор, решай сама. Или по своей воле лежишь и молчишь. Или я прикажу дать тебе стимулирующее зелье. Завтра вечером я жду твоего ответа. Не ответишь – тебе же хуже.

Скрип двери и тишина, прерываемая только моими всхлипываниями.

Когда Вердан уходит, я долго лежу без сна, глядя в полок и перебирая возможные варианты развития ситуации. Картина мрачная и беспросветная. Я не могу отказывать мужу в его праве, это он четко дал понять. Но и не в состоянии лежать молча, терпеть это все.

Так ничего и не придумав, засыпаю.

Во сне я бегу по длинным коридорам. Я - Иса. Мой родной дворец, моя Родина. Я взволнована и сердита, а еще где-то в глубине сердца бьется страх, почти ужас. Забегаю в приемную к отцу, он не один, с ним его советники и министры. Понимаю, что сейчас не подходящее время для разговора, но ждать не могу.