— Может, все не так и плохо,— признательно заключила я.— По крайней мере, форма моего любимого цвета.
Джон подошел ближе и чуть коснулся плечом моего. И я чувствовала, что он разделяет мою обиду и злость на отца и брата, на обстоятельства, на кодекс и законы хомони и хотел бы помочь, как помогал другим… Но такие, как он и Сара, рисковали не просто, чтобы другим веселее жилось, а буквально спасали их жизни, потому что тем грозили суровые наказания. А моя жизнь в семье и в обществе не была под угрозой. Я не была той, кого следовало спасать в прямом смысле. Границы недопустимого не пересекались (кто смотрел на моральные стороны?). Да и возможности Джона все же ограничены. Куда можно меня спрятать от семьи и от этого мира? Да и как жить, не зная другого?
— Почему люди такие жестокие?— склонив голову на плечо Джона, спросила я.
— Не все такие. А Борис Хворостов? А Тадеско Дворжак? А тот араб… забыл, как его зовут… Он больше Сарин знакомый…
— Али,— вспомнила того, кто учил меня арабскому языку.
— Да, Али и Пьер…
— О-о, этот француз! Он мне никогда не нравился, только его картавый язык,— грустно усмехнулась я, а Джон рассмеялся. Я сначала тоже улыбнулась, а потом снова помрачнела.— И все-таки люди злые…
— От человеческой природы не уйти,— с сожалением согласился Джон.— Хемани и гамони тоже имеют свои недостатки, но они слишком чтут порядок хомони, поэтому более лояльны и дисциплинированны.
«Не Кьени Бер Хезсо!»— поморщилась я.
— На Земле давно воцарился хаос. Главным было выжить. Люди принесли с собой багаж земных проблем и установок, и в условиях новых ограничений это выливается не в лучшие поступки. В новых семьях они воспитывают себе подобных детей, и еще не скоро это поколение перерастет земной менталитет… Поэтому я прошу тебя, Саша, сохраняй в себе свет всеми силами. Нельзя становиться жестоким только потому, что таково окружение.
— Свет? Откуда ему взяться?— горько усмехнулась я.— С детства я наблюдала за матерями и отцами, которые вели детей в школу. Они держали их за руки, обнимали и целовали при расставании у ворот, смеялись и ласкали их взглядами, и я не понимала, почему лишена этого. За что? А когда возвращалась домой, всё будто так и должно быть. Но ведь не должно! Почему я никогда не была нужна собственному отцу? И почему мой брат так ненавидит меня? Кто сделал их такими? Люди на Земле? Хомони здесь? Отец всегда клянет хомони и другие расы, называет их «проклятыми ублюдками», а сам боится до ужаса что-то нарушить…
«Но вот не знаю, чего боится Игнат… И от этого он непредсказуем…»— вдруг задумалась я.
— Страх творит странные вещи со всеми. Но разве ты не замечаешь и хороших людей?
Я задумчиво пожевала нижнюю губу и ответила:
— Я верю тебе и продолжу помогать. Только теперь хороших я буду определять сама.
— Хочешь начать принимать заказы самостоятельно?
— Джон, мне не семь лет,— отстранилась я.— Я буду тщательно проверять историю заказчиков и, если засомневаюсь, — откажу.
— Может, по дружбе, позволишь мне быть посредником?— с улыбкой заглянул в глаза Джон.
Он все еще хотел уберечь меня. И я не стала выпускать колючки и согласно улыбнулась. А потом Джон взял меня за руку и сказал:
— Я не успел при прошлой встрече кое-что сделать, поэтому сделаю сейчас…
Я вопросительно подняла брови и пошла вслед за ним.
Мы вошли в его маленький кабинет. Джон оставил меня у порога, сам прошел к столу, а когда обернулся, то держал в руках красивую цветную коробочку. От нетерпения я прикусила нижнюю губу.
— Я не уверен, не думаю и не предполагаю,— серьезным тоном начал Джон,— а точно знаю, что ты справишься с любой задачей в своей жизни. И ты станешь самой успешной девочкой на курсе! Даю гарантию!