Папа молчит.

Мама. Да вот. (Показывает сумку с разноцветными пуговицами.)

Папа протягивает было руку, но передумывает. Егор берет сумку.

Папа. Что за ерунда.

Егор. Да, правда, смотрите, вот тут на изнанке, – наш телефон. «В случае несчастья прошу известить три четыре пять девять восемь пять…» Маркером написано.

Папа. Как это попало сюда?

Мама. Мужик какой-то позвонил.

Папа. Пьяный?

Мама. Почему? Нормальный. Вот, говорит, сумку на пустыре нашел, вы случайно не теряли?

Папа. Так. И что?

Мама. Ну, я подумала, мало ли, что, ведь телефон-то наш, вышла к нему за угол к булочной.

Папа. Нет, это просто потрясающе! Катя, голубушка, да в своем ли ты уме, родная? А если бы тебя похитили? А если в сумке – бомба? Эдак кто угодно позвонит. Наплетет какую-то чушь, и ты побежишь к первому встречному…

Мама смеется.

Черт знает что! Черт знает что!

Егор держит в руках сумку, разглядывает, вытряхивает, в сумке ничего нет.

Мама. Я подумала мало ли что. Все-таки наш телефон.

Папа берет у Егора сумку, разглядывает и молчит. Мама и Егор смотрят на папу.

Папа. Это просто недоразумение. Недоразумение. Наверное, неправильный номер. Это, очевидно, номер предыдущих жильцов этой квартиры.

Егор. Каких предыдущих? Нам же телефон недавно поставили. У тебя же сначала только служебный мобильный был.

Папа. Может, тут и мобильный мой написан? (Пожимает плечами, вертит в руках сумку.) Егор, может, это тебе?

Егор. У наших ни у кого такой нет. Смешная торба. Я бы сразу заметил.

Папа. Недоразумение. Ерунда какая-то, не стоит и внимания обращать.

Мама. А мне почему-то тревожно стало. Я даже в бюро несчастных случаев позвонила.

Папа. И что?

Мама. Ничего не случилось. Вообще ни одного несчастного случая.

Егор. Одни счастливые.

Папа. Ну, я же говорю. Ничего страшного. Пустяки. (Усаживается в кресло, вытягивает ноги, устраивается полулежа, берет пульт, голубоватый отсвет телевизора ложится на его лицо.)

Мама (намазывает лицо чем-то вязким). Прошлогодняя бузина, глубоко проникая в поры, дезинфицирует и симулирует. (Тоже усаживается и, закончив класть маску на лицо, замирает.)

Папа смотрит боевик. Приглушенно – автоматные очереди, крики, выстрелы, взрывы.

Егор (в задумчивости с сумкой в руках). В случае несчастья прошу известить… И наш номер… Чья же это может быть сумка? Мам… Мам…

Мама, замерев, подняв намазанное лицо, машет на Егора рукой. Егор идет в противоположную сторону, где сидит перед телевизором папа.

Пап… Пап…

Папа спит под звуки боевика, под выстрелы и вопли, вытянув ноги, расслабившись всем своим большим телом. И даже во сне его хмурое лицо выражает привычную усталость. Ничего, кроме усталости.

Вечер. Рыжая девочка Соня бродит в сумеречных дворах.

Соня. Извините, пожалуйста, вы случайно не видели мою собаку? Такая большая, меховая, рыжая собака. Мы с ней вместе рыжие, обе, она и я. Она очень добрая. Ее зовут Селедка.

Егор. В случае несчастья прошу известить… прошу известить…

Соня. Не видели? Нет? Извините… Пожалуйста, если увидите, помогите ей прийти ко мне… А я вам за это отдам свои ролики и Барби беременную. Вы случайно не видели мою собаку?.. Она такая классная, настоящий друг человека…

Егор. В случае несчастья… Прошу сообщить… три четыре пять девять… В случае несчастья… несчастья…

Соня. Скажите ей, пожалуйста, что я очень по ней скучаю и чтобы она возвращалась домой…

Егор. Прошу известить… Наш номер… Папа… Папа!

Папа спит. Или притворяется спящим? Фонограмма боевика усиливается, и вот уже оглушительно звучат взрывы и выстрелы, детский плач, крики и собачий визг тонут в треске автоматных очередей, лязге танков, свисте вертолетных винтов… Егор выключает телевизор и уходит. Папа спит. Мама в полезной маске сидит не шевелясь, с закрытыми глазами. Тишина. Ночь.