— Я могу приказать тебе вылизать парты и ты это сделаешь, — шипит мерзкий колдун. — Да я без слов заставлю тебя поработать языком.

Из-под куртки Агатеса на парту выскакивает Чуба и передними лапками тащит салфетку за собой. Затем паук неуклюже разворачивается и ползет в противоположную сторону. На мгновение он останавливается, трет пятнышко грязи и дальше пятится назад, что-то потрескивая на паучьем языке.

— И ты туда же? — Агатес вырывает из пачки новую салфетку и переходит к следующей парте с отпечатком подошвы кроссовка. — Нет, Чуба, я не хочу, чтобы ты был моим отцом!

Паук что-то опять стрекочет, и Карн глухо посмеивается, когда Агатес с возмущением смотрит на питомца.

— Нет. Мамой тебя я тоже не хочу звать! Демоны тебя дери, Чуба!

— Ох, как ты его, — шепнул Карн мне на ухо. — Я его редко таким сконфуженным вижу.

— На больную мозоль наступила? — перевожу жалобный взгляд с колдуна на его товарища. — Я же не знала, что он сирота.

Агатес собирает использованные салфетки и прячет их в карман. Чуба заползает ему на предплечье, и парень спешно спускается к нам.

— Ты зануда, — колдун вручает мне мятую пачку салфеток. — Это мне по возрасту положено воспитывать всех, а не тебе. А теперь к главному, что сказал Ноа Просвещенный?

— Мне, чтобы избавиться от навязанной сделки, надо уничтожить источник и убить вас двоих, — честно отвечаю я и тут же смущаюсь, но продолжаю, — или как-то подмазаться к источнику, чтобы я переродилась в подобную вам.

— Первый вариант на грани фантастики, а второй, Рыжая, совершенно нереализуем, — Агатес щелкает по носу. — Даже Карну непонятны желания источника. Поэтому будешь до самой своей смерти у нас в услужении. Пока ты молодая и красивая, мы с тобой повеселимся как следует, а как постареешь, будешь у нас бабулей на побегушках.

— Да вы только и горазды, что болтать, — я разочарованно и наигранно вздыхаю, — дальше поцелуйчиков и шаловливых пальчиков не заходите.

От сказанного я краснею до кончиков ушей и стыдливо опускаю взор в пол. Какая собака меня укусила, что я говорю такие отвратительные пошлости?

— Мы готовы устроить тебе немного студенческой романтики, — Агатес убирает непослушный локон мне за ухо. — Прямо здесь, под доской с уравнениями.

Он берет меня за руку и прижимает ладонь к ширинке, под которой прощупывается твердый от эрекции мужской половой орган. Я машинально стискиваю колдунское естество, как любопытная мартышка, и в ошеломлении открываю рот — хозяйство бесстыдника мне не обхватить пальцами одной руки.

— Не кочерыжка, да? — Агатес усмехается.

— Какой кошмар! — взвизгиваю я и отскакиваю в сторону, прижимая ладони к горящим от стыда щекам. — Бессовестный извращенец! Господи!

И отворачиваюсь к стене, судорожно собирая мысли по осколкам, которые только и вертятся о том, как такое достоинство может в кого-то протиснуться.

— Кстати, дамочкам больше по нраву именно толщина, а не длина, — самодовольно шуршит Агатес. — Хотя я и по длине не совсем коротыш.

Я почему-то оглядываюсь на Карна, который недоуменно вскидывает бровь. То ли я жду от него хоть какой-то поддержки, то ли подсознательно любопытствую, а каков он под льняными штанишками.

— Могу показать, — беспечно отзывается он.

— Покажи, — киваю я в заинтересованности.

Я перестаю вообще что-то понимать. Рядом с Карном и Агатесом у меня буквально рвет крышу. Наружу из темных и потаенных уголков души выползает жуткая бесстыдница и любопытная потаскуха. Карнон с непроницаемы и бесстрастным лицом приспускает штаны и вываливает напоказ крепкий стояк. Пенис у него какой-то жилистый в переплетении вздутых вен и с темной крупной головкой. Я прикидываю в уме соотношение ладони Карна к длине пениса и обреченно закрываю глаза — второго развратника тоже наградили впечатляющим подарочком.