«Не будь этого мятежа, его следовало бы спровоцировать самому», – с кривой усмешкой, невольно подумал он.

Еще имелись проблемы с рабочими руками, но и этот вопрос он хотел решить за счет того же мятежа. Пленные.

Усадьбы казненных выгребались подчистую, все самое ценное свозилось в кремль. Брались под контроль их склады, а так же движимое имущество, то есть речные ладьи. Что-то можно будет использовать самому, что-то продать.

Семьи и челядь были помещены в два дома, что превратились в своеобразные тюрьмы, для последующего вдумчивого разбирательства, дабы выявить остальных противников, не только явных и сочувствующих, но и скрытых, что все-таки остались в тени. Но как известно, все тайное рано или поздно станет явным…

Опускать Рюрик из ложного чувства гуманизма никого не собирался. Времена нынче суровые, так что ответственность за деяния глав своих родов несут все от мала до велика. Дети? Слеза ребенка и все такое… об этом надо было самим мятежникам думать, перед тем как бучу поднимать. Ну и зачем ему мстители? Отпустишь сейчас какого мальца десяти лет, а он через пять-семь лет если не тебя, так твоего наследника попытается убить… тоже ведь слезы у ребенка могут возникнуть. Оно ему надо?

Что с ними тогда делать?

Да много чего можно. Казнить, в рабство продать, в жертву богам наконец принести… Никто ему ничего дурного в любом случае не скажет, ибо для местных сейчас это естественно, более того, от него чего-то подобного ждут. Милосердие тут понимают плохо и считают слабостью.

Но Рюрик решил не спешить. Зачем разбрасываться материалом тем более доставшимся на халяву? Глядишь и сгодятся еще на что. Да вот хотя бы на медицинские опыты отправит, например прививку от оспы испытывать или хирургам практиковаться аппендиксы вырезать, или станут живыми сосудами для переливания крови… надо только с группами и резусами определиться. Ну а нет, так всегда их можно в шахты загнать, железную руду и уголек рубить.

«Хотя совсем мелких, что еще плохо, что понимают, можно в приемные семьи определить, – подумал князь. – Не зверь же я все-таки. Вырастут охотниками, рыбаками, да землепашцами… Или лучше воспользоваться опытом Османской империи и сделать из них янычар? Тем более они может и первые для меня, но точно не последние…»

Возвращаясь время от времени в пыточную Рюрик подливал воды в емкость. Волховица, надо отдать ей должное, еще держалась, силы воли ей было не занимать, фанатичка, но при этом все же было видно, что она уже пошла в разнос. Мерное кап-кап не давало ей войти в состояние отрешения от окружающего мира, уйти в себя, и скоро подойдет к границе психологического слома.

И неизбежное произошло. Волховица сломалась, зайдясь в безумном крике, и готова была рассказать все, что только знала, лишь бы прекратилась эта ужасная пытка капелью.

Рюрик только успевал записывать имена своих врагов в жреческой среде, их приметы и места обитания, тех, кто мог на этих жрецов вывести. Понятно, что знала она не всех, но это уже не важно, ниточка потянулась.

«Начавшийся мятеж отличный повод, чтобы потом, как бы между делом, заглянуть к ним на огонек», – оскалился Рюрик.

Вадим Храбрый словно опровергая свое прозвище, двигаться на Новгород не спешил. Впрочем, дело, конечно, не в трусости, а в попытке выжать из своей победы максимум прибыли, то есть увеличить свою силу за счет колеблющихся. Он сам и его доверенные люди активно окучивали западные и южные кривичские рода.

И надо сказать, что не безуспешно. Он быстро восстановил потери понесенные при взятии Изборска и теперь постепенно наращивал численность войска не только за счет родовых дружин, что «подписались» на союз, но и за счет простых охотников, что стекались к нему со всех сторон по личному почину. Люди ведь любят удачливых вождей, ну и пограбить проигравших было охотца… А Новгород богатый город, ништяков всех хватит.