– Братие, дозвольте мне обратиться к послушнику Жаку?

Когда разрешение было получено, он повернулся ко мне и начал обвинительную речь… Пусть и не смогу вспомнить всех подробностей, которые провозглашал монах, но полагаю, что вы поймете мое состояние и чувства, которые испытал в тот момент. Слова этого старца были подобны расплавленному свинцу. Смертоубийство… Самый ужасный грех…

Казалось, еще немного, и меня обвинят в самом страшном – сговоре с дьяволом. Клянусь, услышь я эти слова – не был бы удивлен! Если бы это произошло, то мой жизненный путь закончился бы в стенах Святого Трибунала, откуда только один выход – на костер. Если меня изгонят – попаду в руки шерифа и мне отрубят голову.

Настоятель с подобающим видом слушал слова брата-обвинителя, и лишь иногда по его лицу пробегала легкая тень, которая свидетельствовала о тяжелой внутренней борьбе. Не знаю, на что я надеялся, но все мое внимание было приковано к аббату. Письмо… Он боится! Боится, что проговорюсь о послании! Эта догадка была подобна молнии, которая прорезает бархатный ночной сумрак! Несмотря на это, я решил промолчать о найденной грамоте. Что-то мне подсказывало, что это признание убьет еще быстрее.

Капитул, вопреки правилам, затянулся дольше дозволенного, а я ждал заключительного слова, которое станет моим приговором, и очнулся, услышав слова обвинителя:

– Жак, что ты можешь сказать в свое оправдание?

– Молю Бога… – начал я и закашлялся. – Молю Бога, и вас, и братию простить меня за то, в чем меня обвиняют, но нахожу, что в действительности дело обстояло иначе…

Аббат резко поднял голову и посмотрел на меня. Монах-обвинитель выдержал должную паузу и продолжил:

– Присутствуют ли здесь братья, которым известны обстоятельства этого происшествия?

– Нет…

– Кто-то может подтвердить или опровергнуть твои слова?

– Н-нет…

– Мы не слышали?

– Нет!

– Присутствуют! – раздался незнакомый голос, и монахи обернулись, стараясь разглядеть того, кто взял на себя такую смелость.

Не успел говоривший выйти на свет, как рядом с настоятелем возник один из братьев. Он наклонился, что-то прошептал, и я увидел, как изменилось лицо аббата. Оно превратилось в застывшую маску.

Из темноты выступило несколько человек, одетых в серые плащи, отличавшие братьев Святого Трибунала. Первым шел высокий и худой мужчина. Темные волосы, крючковатый нос и впалые щеки делали его похожим на хищную и злую птицу.

– Брат Раймонд? Что вы здесь делаете? – довольно неприветливым тоном спросил аббат.

– Вы что-то имеете против?

– Проступок послушника – это дело монастырского братства!

– Позволю себе заметить, что проступок вашего послушника послужил возникновению странных, если не сказать – кощунственных слухов. Они могут навредить Святой Церкви, если вовремя не разобраться в первопричинах.

– Чудо, о котором говорит город, вы называете кощунственным? – сквозь зубы процедил настоятель.

– Разве здесь говорили о чуде? Если не ошибаюсь, вы обсуждали грех смертоубийства.

– В этом происшествии…

– В этом происшествии, – перебил его отец Раймонд, – множество темных пятен! Посему им займутся служители Святого Трибунала!

– Темные пятна… Вы отрицаете возможность чуда?! – улыбнулся аббат, хотя его улыбка больше напоминала звериный оскал.

– Я называю это так, как оно того заслуживает!

– У вас есть доказательства?

– Нами уже задержана семья торговца, который был свидетелем этой кровавой резни.

– Он дал показания?

– Поверьте, брат мой, он скоро заговорит.

Часть монахов одобрительно загудела. Я знал, что в монастыре есть два лагеря, которые не только соперничают, но и открыто враждуют. Мой проступок обострил противостояние, и оно на глазах превращалось в бездонную пропасть. Аббат посмотрел на незваного гостя и после небольшой паузы сказал: