Когда наступил возраст, по достижении которого средства позволяют отдыхать на курорте Езоло и на намывном песчаном острове Гензехойфель на Дунае, главными спутниками отпуска стали песок и соль. Один царапал, другая щипала, и то и другое идеально переносилось с кремом Delial. Что еще человеку нужно, если у него есть 35 градусов по Цельсию, какая-никакая закуска (пара кружек в тени или пара стаканов рецины[24], куба-либры, сангрии, анисовки, ракии – смотря где ты очутился) и соломенный мат на пляже? Когда в вечерних сумерках, превратившись в огненно-красный соляной столб, ты выходил из комы, разбуженный то ли собственным скрежетом зубовным, то ли тем, что из ушей сыпался песок, ты, хотя и не мог с уверенностью сказать, где именно умираешь от жажды, поскольку мозги у тебя сварились на солнце всмятку, – но ты все равно почему-то был настроен идиллически, а на пляже к этому моменту почти никого не оставалось. Кроме того, уже вовсю начинался прилив, и можно было одновременно и купаться, и продолжать чахнуть лежа, и пылать страстью навстречу закату солнца. Впрочем, это совершенно неважно: к концу отпуска все равно выглядел отдохнувшим, потому что третий слой кожи как-то сжалился над тобой и согласился воспринять загар и излучать ту естественную смуглость, ради которой и совершались эти морские мистерии Страстей Господних. Ведь «хороший загар» десятилетиями был мерой всего летнего отпуска. Тем самым цель сезона была достигнута, и можно было, наконец, лететь домой.

Сегодня, когда Европа становится все дороже и мало кто может себе позволить не предпринимать далекое путешествие на Карибское море, купальные отпуска, к сожалению, окончательно утратили смысл. Старый добрый загар вдруг перестали принимать в расчет. Во-первых, солярий придает вашей коже более золотой оттенок, а во-вторых, он добивается его за каких-нибудь полчаса, а не за две недели. В-третьих: мудрые белые люди остаются бледными. Потому что идут злые слухи, будто солнечные ожоги не особенно-то полезны коже. Аргумент, что кожа все равно слезает, кажется, пока не действует.

Вывод: купаться бессмысленно и больно. Спасибо за внимание. А теперь – все в Вальдфиртель.

В эти дни у восьми миллионов австрийцев начинается учеба в школе. О'кей, грудничков, пожалуй, исключим, но и они, наверное, заранее что-то подозревают. Так как начало школы – это не частное дело тех, кто идет в школу, а всеохватывающий синдром, внезапное пробуждение душевной болезни. Она говорит нам: прошло время, когда мы забывали, что у нас все хорошо. Теперь начинается время, которое приложит все усилия, чтобы у нас все было плохо. Свою первую кульминацию оно празднует на Рождество. И как раз в эту сторону мы отныне и движемся.

Вдохните же этот воздух, который отдаленно напоминает о зное уже забытых летних дней: это и есть школа. Птицы начинают пронзительно рычать. Плоды на деревьях посинели от холода и стали похожи на сливы. Под деревьями лопаются колючие палицы – и из них выкатываются коричневые каштаны. Скоро начнутся сбор листьев и вклеивание их в тетради по природоведению. Словом – школа.

Дождь придумали для того, чтобы нам не взбрело в голову искать счастья на воле. Поэтому ближайшие полгода мы проведем в отапливаемых помещениях с искусственным светом. И нельзя будет ни болтать, ни слоняться.

Есть преимущества в том, чтобы не быть знаменитым. Во-первых, тебе каждую неделю не улыбается собственное лицо со страниц журналов, в которых таких же улыбчивых традиционно наказывают дебильными текстами. Во-вторых, ты обладаешь сравнительно небольшой суммой денег и разумно малыми кредитными возможностями, которые взрываются уже оттого, что ты разок невзначай подумал об автомобиле.