– Хорошо, – ответил Кай, но тут же вспомнил про вчерашний разговор, подслушанный у окошка хижины Бабани и Лара. – Ну… нормально… – добавил он.

– Чего так? – Танк уловил изменение интонации. – Опять, что ли?.. – Не договорив, он испуганными глазами ощупал Кая, особо задержавшись на лице и костяшках пальцев.

– Не дрался я, – бормотнул Кай.

– Вишь как! – выдохнул Танк. – А я-то забоялся… Помни, брат, только для спасения жизни можно то, что я тебе показывал, применять. А чего кислый? Старики опять бухтят?..

Кай кивнул, окончательно решив не посвящать в свои проблемы кузнеца. Он-то чем сможет помочь? Вот если бы Бабаня с Ларом не за пьянчужку Симона надумали матушку выдать, а за Танка – вот было бы здорово! Но у Танка уже есть жена…

– Их дело стариковское, – повеселел кузнец. – Ты на них и не смотри вовсе. На-ка, бери молоток. Эх, брат, силы-то в тебе как прибавилось!.. Глядишь, через год и молот поднять сможешь. Так-то я однорукий кузнец, а буду двуруким, двуруким-то сподручней. Я ж вижу, из тебя славный кузнец выйдет. А среди людей кузнецу почет завсегда обеспечен… – говорил это Танк и поглядывал на мальчика искоса. Кай давно уже поведал кузнецу свои мысли о Северной Крепости Порога, Танк выслушал внимательно, вроде бы даже уважительно, но иногда – а последнее время все чаще и чаще – заговаривал о прибыльном и почетном кузнечном ремесле как о деле, которому вполне может посвятить свою жизнь и самый достойный человек.

– Нет их на Валунах, – невпопад сообщил Кай.

– Кого?

– Да ундин. Два вечера подряд стерег.

– Вот они тебе втемяшились… – проворчал Танк. – Ежели не мешают, так нечего и лезть.

– А Яна-то едва не сожрали?

Танк долго молчал, помахивая молотом.

– А пусть и сожрали бы, – буркнул он. – Невелика беда… Сам виноват.

Наверное, до полудня Кай проработал в кузнице. Когда солнце встало в зените, Танк бросил в чан с водой очередную подкову и отложил молот.

– Пошамать неплохо бы теперь, – пробасил он. – Что-то старушка моя запаздывает. С утра ушла яиц наменять, до сих пор нет. Поди, языками на улице зацепилась с кем-нибудь и лясы точит, вишь как… У нас, брат, куры чего-то не несутся. Прямо беда, вишь как… Точно сглазил кто.

Только он договорил, как возле кузницы показалась горбатая Айна. Шла она от колодца, и Кай инстинктивно подался в сторону – кто знает, что у нее за настроение. Эта визгливая бабенка может и за стол посадить, может мимо пройти, не заметив, а может и шваркнуть по затылку: «Пошел вон, пащенок, нечего трудовых людей с дела сбивать!» Тут уж и Танк не поможет. Даже не вступится. А если и вступится, сам по затылку огребет.

Однако Айна, хоть и заметила Кая, кричать не стала. Просеменила к хижине, но у самой двери вдруг замялась и повернула обратно. Кай удивленно заморгал. Странное лицо было у Айны: не как обычно – словно сжатое в острый злой кулачок, а какое-то непривычно растерянное. И шла она, взглядывая не на мужа, а на него, на Кая. Мальчик оглянулся на Танка – кузнец, тоже заметивший необычность поведения супруги, чесал бритый затылок.

– Яиц-то наменяла, ага? – спросил он.

Айна невнимательно посмотрела на мужа, пожевала губами и перевела взгляд на Кая.

– Ты это… малец… – заговорила она. – Бабаня-то там, это… Домой тебя кличут.

Кай раскрыл рот. Подобной заботы от горбатой жены Танка он никак не ожидал. А Бабаня… Зачем он ей понадобился? Воды же полная бочка во дворе…

– Ага, – кивнул мальчик.

Айна шевельнула челюстью, будто хотела сказать что-то еще, но ничего не стала говорить. Стрельнула глазами на Кая, потом на Танка, медленно развернулась и, сгорбленная, засеменила к хижине.