Кай прокашлялся.
– Не Барон, – выговорил он. – Кай…
Мужик как-то по-детски удивился. Вообще, приглядевшись, Кай заметил, что в лице его было много детского: бесцветные брови, широко распахнутые голубые глаза, пухлые губы и, главное, простовато-наивное выражение, будто этот человек каждую секунду был готов добродушно рассмеяться.
– Ишь ты!.. Не барон. А я-то думал, и впрямь голубых кровей… А оно во как. – Он все-таки рассмеялся. – Нашим-то только дай языком помолоть… Барон, вишь как. А чего с этими головорезами не поделил?
Кай пожал плечами.
– Ага, – серьезно проговорил Танк. – Понял. Чужака они в тебе видят, – глубокомысленно заключил он. – Теперь проходу не дадут. Ты вот что… – неожиданно сменил он тему. – Ты в следующий раз, как полезут, сам первый не кидайся. А то получается, на одного кинулся, других не видишь, а они-то как раз в это время… – Кузнец еще раз оглядел мальчика с головы до ног, сочувственно поцокал языком и, прицепив ведро к крюку, спустил его в колодец. Вытащил ведро и сказал: – Ну-ка, подставь руки. Умоешься немного, а то глядеть страшно. Мамка небось перепугается…
Кай тогда сразу почувствовал в этом Танке что-то неуловимо родное, что-то притягивающее. Хотя деревенский кузнец вовсе не был похож на менестреля Корнелия, все-таки что-то общее у них было. К тому же Танк казался проще и ближе рыжего менестреля.
Этот верзила разговаривал с мальчиком так, как взрослые никогда не разговаривают с детьми – будто ничуть не считал себя выше Кая. Пока он умывался, Танк, помогая ему, спрашивал про матушку, про папеньку, про то, как живется в городе и почему случилось так, что Кай с матушкой стали жить в Лысых Холмах. Кай отвечал искренне и подробно. Сколько уже времени никто так не разговаривал с ним!
– Забавный ты малый, – заключил Танк, когда Кай привел себя в порядок. – А насчет этих разбойников… Заклюют они тебя. Вишь, смелость в тебе есть, а вот силенок маловато. Да и драться совсем не умеешь.
Последнее высказывание поставило Кая в тупик. Как это – он не умеет драться? Да сколько поединков на деревянных мечах он провел, из скольких выходил победителем! Если бы у него сейчас был с собой меч, он бы показал!..
Выслушав мальчика, Танк расхохотался:
– Показал бы!.. Как носом землю пахать! Да рази ж ты не видишь: этот Гилль тебя и с завязанными глазами уложит. Потому как сноровка у него имеется… Ну ладно, вали домой. И я пойду. А то зябнуть начал после кузницы-то. Забегай, если что… Вона я где живу.
Обернувшись, Танк указал мускулистой ручищей на крытую камышом кузницу и низкую хижину, притулившуюся рядом с ней. Из маленького окошка вдруг выглянуло некрасивое рябоватое женское лицо, и Кай первый раз услышал пронзительный голос горбатой Айны:
– Чего ты там рассусоливаешь, орясина! А ну быстро к горну! Господин Карл уж два раза присылал, а у тебя все не готово! Четвертый день, как господин Карл решетки заказал, а он языком стоит мелет непонятно с кем!.. А ну живо!..
Огромный Танк втянул голову в плечи и заторопился.
– Пойду я, ага… Вишь, как она… Дело делать надо…
Вернувшись домой, Кай матушку не застал. А на ворчанье Бабани, что, мол, бандитом растет, в драку лезет, перед добрыми людьми позорит, морду полосует да штаны рвет, а штаны не морда, сами не заживут, их чинить надо, отделался невнятными объяснениями своей невиновности, ничуть, впрочем, не подействовавшими. Когда старуха успокоилась, он попытался расспросить ее о кузнеце и в ответ получил следующее:
– Вот уж истинно – варнак к варнаку тянется! Нашел себе приятеля! Да этот Танк-то самый главный душегуб в округе и есть! Нездешний он, перекати-поле, сам мать-отца своих не знает. Одно название, что кузнец, а на самом деле – разбойник! Он разбойником и был. Сам-то не похвалялся, нечем тут похваляться, понятное дело, добрые люди сказывали. По восточным морям на кораблях плавал, прибрежные города грабил и торговых людей топил. Там и выучился людей калечить!