По возвращении в особняк той же ночью мне в очередной раз приснился сон, в котором я опять увидел ту самую очень красивую девушку из бара, после ночи с которой внезапно заново родился в этом мире.

В этот раз она не просто сидела на берегу чудесного озера или прогуливалась в парке, как то случалось обычно, а была занята важным делом… Воспитывала прикладными методами какую-то ревущую русоволосую малявку.

Расположившись на парящем в небесах облачке, девушка, переложив девчонку поперёк колен и задрав на ней коротенькую тунику, смачно охаживала её ладонью по уже раскрасневшейся попке, с каждым ударом приговаривая: «Что нужно сказать папе? Что нужно сказать папе?»

– Не буду! Я больше не буду! – ревя и размазывая по лицу слёзы и сопли, пищала малышка. – Папа прости меня! Катя будет хорошей девочкой! Катя больше не будет!

– Ну что? – девушка из бара серьёзно посмотрела на меня. – Простим засранку?

– Думаю, да, – услышал я сам себя, хотя и не собирался ничего говорить. – А там посмотрим, как будет себя вести… – Причём не ту детскую визглю, которая была у меня сейчас, а привычный мне голос тридцатилетнего мужика.

Одёрнув на девчонке тунику, женщина поставила её прямо на воздух, и та, ревя белугой, подбежала ко мне, обняв маленькими ручонками.

– Папка!!! Я так скучаю! Прости меня!

– Прощаю, дурочка, – мягко ответил я, потрепав малышку по макушке.

Утром, проснувшись в своей детской кроватке, я, как ни старался, так и не смог вспомнить, что же такое мне снилось, отчего на душе сейчас было так приятно и легко. Впрочем, после перерождения это было в порядке вещей.

Перестук двух пар девчачьих ботиночек за моей спиной, как обычно, преследовал меня с самого утра. Так повелось уже давно, с тех самых пор, как эти две куклы наконец-то научились ходить.

Ещё когда я был в «ползунковом» возрасте, дочки Милилиси уже не давали мне проходу в нашем общем манеже, ну а когда я начал выбираться из него на свои «тренировки», злорадно закрывая пузатую мелочь в клетке, они, пуская слюнявые пузыри, висели на прутьях вольера, хлопая огромными глазищами.

Я повернул в ближайший коридор и немного ускорился. Цоканье тоже зачастило, а когда я перешёл на бег, так и вовсе переросло в дробный стук каблучков по мраморному полу.

Убежать-то от них я, конечно, мог, немудрёное это дело запутать двух приставучих малявок, вот только… тяжело вздохнув, я остановился и медленно повернулся к преследовательницам.

На меня почти в упор смотрели две куколки в миленьких платьицах, стилизованных а-ля горничная. Аналиси унаследовала от отца зелёные волнистые волосы и кошачий хвост, а от матери длинные кроличьи уши. И Накалиси – кошкоухая синеволоска с кроличьим хвостом.

Если не обращать внимания на «звериные» различия, сёстры были близняшками, так что, будь они людьми, а не демибистами, их, наверное, очень трудно было бы отличить друг от друга.

Обе они числились моими «личными горничными», хотя толку от этих пятилеток было немного.

Я сделал шаг назад. Парочка дружно приблизилась, синхронно с правой ноги. Я шагнул вперёд, сёстры настолько же отступили.

– Так… – я потёр переносицу. – Что? Опять?

– Эсток! Дай нам задание! – бойко пропищала Аналиси.

– Во-первых, доброе утро… – произнёс я.

– Доброе утро, господин Эсток! – слегка покраснев хором ответили девчонки и низко поклонились.

– Во-вторых, вы разве сейчас не должны помогать Мисилиси? – нахмурился я.

– Но это скучно! – надулась Накалиси, куда более стеснительная, нежели сестра, но при этом отличающаяся очень непростым характером.