К вечеру джип мчится в Москву – сквозь вьюгу и тьму.

Захолодало. Дует крепкий ветер, поднимая в воздух сухую морозную пыль.

Нина восхищается Ксенией: как она практична, как уверена в себе, как ловко ведет сквозь пургу большую тяжелую машину. У Ксении был трудный день: пока испанцы вместе с Ниной сидели в доме ребенка, а потом не спеша пили кофе, она колесила по Рогожину, обошла всех чиновников с деньгами и подношениями. И вот день кончился, все устали и по дороге будут отдыхать, а Ксения снова за рулем – светит фарами в темноту, толкая перед собой дрожащую световую бабочку по скользкой, почти не различимой в потемках дороге. В ее рюкзаке, в черной кожаной папке едут шесть тысяч евро. Нина ни разу в жизни не держала в руках таких денег. Даже если сложить вместе все ее зарплаты, стипендии, выручку за частные уроки – даже тогда похожая сумма вряд ли наберется. Шесть тысяч евро, обалдеть. Удивительная женщина! Баба с железными яйцами!

Собой Нина тоже довольна: в ее кошельке лежат две новенькие свежие сотки. А двести евро – это две недели преподавания в университете. Восемь частных уроков, на которые Нина существовала последние пять лет. Один урок – полдня жизни: подготовка, дорога, полтора часа один на один с учеником, чашка чая с печенькой, потом обратно. С некоторых пор частные уроки утомляли Нину даже больше, чем занятия с группой студентов. А что, если зеленые сотки будут попадать к ней в кошелек регулярно? Ну, скажем, два-три раза в месяц. Тогда Нина сможет отказаться от опостылевших учеников и как следует заняться диссертацией.

Вдоль дороги проносятся сказочные укрытые снегом ели. Наверное, ни разу в жизни Хосе и Роса не видели такого царственного величия, такой совершенной белизны. Поднялся настоящий буран, снежный ветер бьет в лобовое стекло, и Нине кажется, что им навстречу тянет лепестки огромная белая хризантема. Фары освещают ее таинственную глубину, а вокруг мерцают целые галактики кружащихся снежинок.

К ночи подморозило. Когда были уже под Москвой, облака разошлись, и в небе показалась полная луна, окруженная ровным сиянием. Ксения включила радио, салон джипа наполнила незатейливая ритмичная музыка.

Пахло духами Росы.

Снег в полях блестел.

Почему-то Нине было жалко испанцев. Во всем, что произошло, ей виделась какая-то ошибка, но она не могла в точности определить, кто ошибся. Ведь она честно делала свою работу. Переводила все до единого слова, набивалась в бесплатные друзья, улыбалась, рассказывала про Россию. И Ксения, по-видимому, тоже работала на совесть. Никто никого не обманывал, все было условлено с самого начала.

Уже перед самой Москвой, убаюканная теплом, она задремала. Она не видела, как впереди в электрической заре показались усыпанные огнями, подсвеченные со всех сторон бетонные айсберги. Но даже сквозь сон чувствовала огромную теплую благодарность.

Даже если собрать вместе все фонари центральных улиц города Рогожина, их все равно не хватит, чтобы осветить широкий проспект, по которому они въехали в Москву.

Два совершенно отдельных мира. Как с деньгами: с одной стороны, Нинина университетская зарплата, с другой – Ксенин аванс. Разный масштаб.

Домой возвращаться не хотелось – слишком много впечатлений, нужно было с кем-нибудь их обсудить.

Высадив испанцев у отеля, они отправились домой к Ксении. Ксения жила неподалеку от центра в старом районе. Крошечная малогабаритная квартирка. В единственной комнате уютно, ничего лишнего: шкаф-стенка, пушистый ковер на полу – комната напоминала гостиничный номер. Ксения принесла из кухни поднос – тарелки, чашки, ложки, нож. Уселась по-турецки прямо на ковер, открыла купленный в супермаркете вишневый торт, разрезала его на две половинки – одну шлепнула в Нинину тарелку, другую в свою. Протянула Нине ложку.