Старый инок пребывал в храме, но на миг вышел на воздух. Иванушка тотчас же узнал его, но с трудом мог поверить, что это он.

Ибо за те четыре года, что прошли с его паломничества в Киево-Печерский монастырь, духовник его отца окончательно одряхлел и ослаб. Он словно усох. Теперь он медленно передвигался с костылем, приволакивая ногу. А глаза, прежде слезящиеся, теперь, невидящие, были беспомощно устремлены в пространство. Он напоминал маленького бурого кузнечика или сверчка: выполз откуда-то на солнце, ничего не видит и вот-вот неминуемо погибнет, когда на него наступят.

Он бросил взгляд на своих родных и заметил, что Игорь почтительно поклонился. Но отец Лука ничего не видел. Иванушка невольно уставился на него. И вызванный чудом восторг внезапно рассеялся.

Так вот к чему ведет житье-бытье монастырское, вспомнил он с ужасом.

Иванушке казалось, хотя он и не был в этом до конца уверен, что все это происходит в лесах возле сельца Русское.

По крайней мере, вспоминая впоследствии этот сон, он был уверен, что все это случилось в Русском.

Было это к вечеру. Тени делались все длиннее, но небо было ярко-голубое, а значит, дело было летом. Он ехал верхом по тропинке, может быть ведущей на восток, хотя точно он не знал. Деревья, по большей части дубы и березы, словно переговаривались между собой в дрожащем, трепещущем солнечном свете, когда он проезжал мимо. Конь у него был вороной.

Он что-то искал, но сам не знал что.

Вскоре справа он заметил омут. Повернув коня, чтобы получше разглядеть водную гладь, он различил бледное мерцание на ее поверхности и одновременно словно бы расслышал слабый крик, донесшийся из-под воды, – то ли стон, то ли смех. Сообразив, что это обитательница омута, русалка, он пришпорил коня и поспешно поскакал прочь. В лесу сделалось темнее.

Дальше во сне его наступило утро, он по-прежнему ехал по лесу, только почему-то уже на сером коне. Тропа вывела его на поляну с несколькими сбившимися в стайку березами, а на дальнем конце поляны виднелось распутье. На распутье стоял какой-то человек маленького роста, в буром одеянии; он показался Иванушке знакомым. Он медленно подъехал поближе.

Это был отец Лука. Глаза у него теперь были ясные. Несомненно, теперь к нему вернулось зрение. Иванушка почтительно поклонился ему.

– Какую дорогу избрать мне, отче? – спросил он.

– Можешь избрать любую из трех, – тихо промолвил старец. – Налево пойдешь – тело спасешь, а душу погубишь.

– А если направо пойти?

– Направо пойдешь – душу спасешь, а тело погубишь.

– А если прямо?

– Прямо только дураки ходят, – ответствовал инок.

Его ответ показался Иванушке не более утешительным, чем прежние, но, подумав, он решил, что у него нет другого выбора.

– Все меня зовут Иванушкой-дурачком, – сказал он, – стало быть, дорога эта как раз по мне.

– Как пожелаешь, – промолвил старец и с этими словами исчез.

Потому-то Иванушка и поехал дальше, сам не зная куда. Ему послышался резкий, пронзительный колокольный звон, долетавший откуда-то с небес, а серый конь его без всякой причины обернулся чалым.

Вот какой сон привиделся Иванушке в ночь накануне отъезда.

Утро еще не сменилось днем, когда две ладьи, одна нагруженная товарами, другая – перевозящая нескольких путешественников, безмолвно заскользили по огромной, бледной, колеблющейся речной глади. Над ними раскинулось чистое, омытое дождем, голубое небо; справа поднимались высокие песчаные берега, на которых кое-где пасся скот. Иванушка заметил, что желтый берег поблизости сплошь источен норками, вокруг которых стремительно носились мелкие птички. Вдали, на левом берегу, простиралась светло-зеленая равнина, поросшая деревьями.