Казалось, удача ему улыбнулась, ведь Всеволод был известен не только как лучший и мудрейший среди своих братьев-князей; более того, от жены-гречанки он имел сына, многообещающего, одаренного отрока Владимира, которому Иванушка был обещан в гриди. Конечно, думал Иванушка, теперь, когда его отец стал служить отцу Владимира, тот пошлет за ним.

Однако на том удача и иссякла. Даже Игорь был удивлен. «Но я только недавно перешел в его дружину, я не могу ни на чем настаивать», – с грустью признавался он Иванушке. Святополк служил вместе с отцом. Борис отправился ко двору князя смоленского. Но Иванушку, хотя и пытался отец найти ему место в Чернигове, Смоленске и даже в далеком Новгороде, никто, казалось, не хотел брать на службу.

Думалось ему, что знает причину. «Это все Святополк», – со вздохом сказал он себе.

Куда бы он ни пошел, повсюду к нему относились с принужденным добродушием, какого обыкновенно удостаиваются слабоумные. Он почти что читал мысли окружающих, те видели в нем дурачка. Однажды Иванушка даже бесстрашно призвал брата к ответу:

– Зачем ты меня ославил?

Но Святополк только поглядел на него с притворным удивлением:

– Как это «ославил», Иванушка? Да что ж я, убогий, могу такого про тебя сказать, чего ты сам одним видом своим не добьешься?

Так и стали все ожидать от Иванушки одних только глупостей, и выросла вкруг него глухая стена насмешек и пренебрежения. Да и сам он, словно околдованный общим недоброжелательством, порой вел себя как природный дурачок. Он почувствовал, что попал в ловушку, и Переяславль с его прочными земляными валами стал казаться ему истинной темницей.

А счастлив он теперь бывал, только оставшись в одиночестве, где-нибудь в деревне.

Спустя год после того, как Игорь перешел на службу к князю переяславльскому, старому боярину поручили надзор за укреплениями, воздвигнутыми вдоль части юго-восточной границы княжества. А как раз посреди этой местности, ныне ставшей одной из княжеских вотчин, и располагалась маленькая крепость Русское.

Местечко это было и впрямь ничем не примечательное, одна из десятков маленьких пограничных крепостей. Что и говорить, Игорь не взял бы себе за труд задержаться там хоть ненадолго, если бы его друг Жидовин Хазар не напомнил ему, что тамошние склады пригодятся им, если сумеют они снарядить караваны на восток, как надеялись.

Иванушке нравилось в Русском. Он помогал местным жителям чинить крепостную стену или бродил по лесам, наслаждаясь миром и покоем. А Игорь, не ведая, к чему определить младшего сына, время от времени посылал его помочь Жидовину принять на складе лодочные грузы.

Но сегодня эта работа обернулась для него одним горем-злосчастьем. Утром ему поручили принять партию мехов вместо отлучившегося Хазара. Он услышал, как пересмеиваются деревенские и перевозчики, которые доставили меха вниз по реке, увидел, как они с насмешкой косятся на него. И тут же пропали два бочонка ценных бобровых шкурок, хотя он не мог взять в толк, как это произошло. Хазар вот-вот вернется, а ему и невдомек, что делать.

Предаваясь этим мрачным размышлениям, он и заметил смерда.

Щек был среднего роста, коренастый, приземистый, широкоплечий, круглолицый и круглощекий, с добродушными карими глазами и волнистыми черными волосами, стоявшими дыбом, точно мягкая щетинная щетка, и окружавшими его и без того круглое лицо темным ореолом. Во всем его облике, несмотря на коренастость и приземистость, было что-то, свидетельствующее о мягкости характера, пусть, может быть, и в сочетании с упрямством. Он стоял на углу кладбища и глазел на Иванушку.